Сергей Другаль - Тигр проводит вас до гаража.

— Это ведь я развалил коллектив, плохой руководитель. И вы тоже так думаете, ведь так, Нури? Эта смерть без смысла и повода. Альдо, он был лучшим из нас… А вы заметили, что нам не о чем разговаривать? Мы молчим.

— Бросьте, — сказал Нури. На душе его было смутно, а Беленчук с его дурацкой заботой о парике вызывал досаду и беспокойство. — Коллектив развалить нельзя. Это весьма устойчивое образование.

— Да, конечно. Извините. Вам будет удобно так? Подушка не высока?

…Самый лучший! Об этом говорит здесь каждый. Расплывчатое, но, в общем, достаточно емкое определение. Как воспитатель, Нури знал, что в любой группе есть лучший. Не статью, не знаниями, не обостренным чувством товарищества — этими качествами обладал каждый из его воспитанников. Просто лучший, навстречу которому раскрываются сердца. Таким был первый космонавт. Непознанным секретом раскрывать сердца владел и Альдо Джен…

Ночью Беленчук трижды, крадучись, входил в кабинет, поправлял одеяло и подушку, будил при этом Нури и бормотал извинения.

За двадцать дней Нури успел побывать почти во всех колониях. Они мало отличались внешне: тщательно продуманный, научно обоснованный стандарт, гарантирующий сохранение жизни, способность и любовь к работе, царил на Марсе. Котловина — обязательный пейзаж, она обеспечивает сохранение кислорода в поселке при ветрообразных перемещениях собственной разреженной атмосферы Марса; монолитные разноцветные коттеджи. Выводные шахты атмосферных заводов: одна в центре, реже — несколько по периметру поселка. Толстые зеркальные трубы криогенных электролиний, связывающих поселки с глубинными атомными электростанциями. В окрестностях за пределами жилого массива — буровые установки, обсерватории, мастерские, метеостанции и парники, где выращивались овощи и саженцы. И множество вездеходов — плоских с низкими бортами платформ на надувных гусеницах. Они стояли у границ поселков, всегда готовые к действию. Человечество осваивало Марс в рабочем порядке.

И в каждой колонии Нури видел одно и то же. Завершив дневные дела, усталые люди знали одно развлечение — борьбу чертей, бессмысленное барахтанье, переставшее быть забавным из-за частых повторений. В каждой, кроме пятой.

Нури жил в пятой уже неделю. В первый вечер он прочел лекцию на тему, не имеющую ни прямого, ни косвенного отношения к Марсу: «О красоте движения в энергетической трактовке». После лекции смотрели старинный фантастический фильм об освоении Марса и хохотали до колик, когда на экране герой сражался с песчаной гидрой, исчезающей и переменчивой. Герой своим деструктором наворочал гору щебенки из окружающих скал, но так и не попал в гидру.

Потом были другие вечера, смотрели стерео с Земли, отмечали чей-то день рождения и танцевали в двухлунном свете, пока старший не разогнал компанию: «…потому что скоро на работу».

Да, в пятой танцевали, как ни странно. Нури поймал себя на этой мысли, пока его партнерша, маленькая негритянка, то возникала перед ним, то исчезала бесследно, намечая в танце прихотливую игру со светом и тенью.

— Она любит эту мелодию. Вы слышите, она поет.

— Кто?

— Лариска, — формируясь из тени, ответила девушка. — Завтра моя очередь купать ее.

На краю шахты сидела субтильная собачка и с забавной старательностью подвывала, довольно точно копируя мелодию. Заметив, что на нее смотрят, она прыгнула на решетку шахты. Воздушный поток приподнял ее над решеткой, перевернул. Нури, преодолевая вихрь, поймал собачку и, уклоняясь от облизываний, поставил на ноги.

— В следующий раз будешь висеть до утра.

— Нури, — улыбнулась девушка. — Она вас поцеловала, а вы… такой строгий. Или озабоченный, да?

Озабоченный? Не то слово. Он просто помирает от страха, помирает каждую секунду, и особенно к вечеру, когда чудится, что кто-то снова бежит по пустыне без маски и падает, как упал Альдо. И неизвестно, что хуже: смерть от удушья или эти молчаливые сборища вокруг дерущихся чертей. И Беленчук, он ведь тоже полумертвый от страха за своих ребят, из которых каждый самый лучший.

Днем легче. Днем он просто работает рядом с ними — наладчику всегда дело найдется, и живет как все, ибо иначе не может. И какие тут отклонения от нормы у этих остряков, они пышут душевным здоровьем и отвагой. Днем пышут, сказал себе Нури. Пока не возвратятся в поселок… А там вступает в действие непонятный фактор угнетения. И коллектив до следующего утра распадается на составные части.

Ночами Нури листал Книги Жизни, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Эти толстые журналы вели дежурные по безопасности: времени у них хватало. По традиции записи делались вручную на пронумерованных листах. Обо всем. О распорядке дня, о планах работы по группам, о поломках машин и качестве меню… Прочесть все было немыслимо, да и не нужно. Нури изучал раздел «Развлечения», поскольку развлекались вечерами. Альдо погиб на стовосьмидесятый день со дня прибытия этой смены. И Нури делал выписки сосредоточенно и методично.

«МАРС-1. БИО. 180. Вечер. Смотрели чертей. Дежурный Кривцов».

До чего лаконичен Кривцов. Смотрели — и весь тут сказ.

«МАРС-4. ЭНЕРГО. 180. Вечер. Чертей представлял Никита. Это надо было слышать, пересказать невозможно. Жаль, что я не записал: потомки обездолены. Он изобрел новый способ образования небывалых имен. Например, Абыл Упопс, Роцесса Скоб, Резбия Модей и невозможный парень Панель Жным. Никита берет инструкцию к какой-либо машине, выписывает фразу вроде «проба обрабатывается с помощью рабочего органа»… и из «обрабатывается» получает Брабат, а из «рабочего органа» — Чегор. Отсюда вытекает превосходное имя для вдумчивого первопроходца с математическим уклоном — Чегор Брабат. Дивное руководство для авторов фантастических произведений… Дежурный Мороз».

И наверное, в сотый раз перечитывал Нури знакомые ломаные строки:

«МАРС-3. ЛЕС. 180. Вечер. Разве мог я подумать, что он выйдет без маски, Альдо! А когда загорелся красный — мы все побежали. И не успели. Он лежал в ста метрах от стены ногами к поселку — он не хотел вернуться! Дежурный Белаш».

Естественно, пояс безопасности был исправен, пояс вообще сломаться не может. Он сработал, и загорелся красный на пульте, когда Альдо стал терять сознание. И это ошибка конструкторов, которую поздно заметили. Сейчас срабатывают и световой, и нейросигнал, сковывающий движения, если колонист только подходит к стене без маски, но это сейчас…

Записи повторялись. В стовосьмидесятый день чертей смотрели также бурильщики второй колонии, вулканологи шестой и астрономы девятой.

Черти, порождение сто детской фантазии, игрушка, которой сейчас, через много лет, развлекаются взрослые.