И Крупеникова - Предел бесконечности

- Воистину сказочная удача! Первый, кого я встретил в столице, это ты, мой дорогой кузен!

Искренний юношеский восторг не мог не вызвать улыбки, и синьор Лоренцо улыбнулся. А он, пожалуй, не дурен собой, решил я. Интересно, как я выгляжу? Рассуждения на тему собственного портрета отвлекли меня от беседы родственников. Когда же я попытался ухватить нить их разговора, то обнаружил, что слова буквально пролетают мимо ушей. Как во сне: слышишь и не понимаешь, желаешь ответить, и остаешься нем.

Следующим моим испытанием стала четвертьчасовая поездка верхом. Разумеется, в седле сидел "старший брат". Я же болтался где-то между лукой и гривой лошади. Мы ехали по широкой улице, мимо сновали простолюдины, солдаты, торговцы, однако никто не рискнул задержать на синьоре Лоренцо взгляд.

- Тебя знают здесь? - полувопросительно произнес Юлиан, поглядывавший по сторонам.

- Многие знают мой клинок, - усмехнулся мой носитель. - А челядь не спешит попробовать кнута. Сколько себя помню, Джузеппе надежно охранял меня ото всякой горластой шушеры.

- До нас дошли слухи, будто ты убил на дуэли птицу высокого полета.

- Пустое. Не столь высок был его полет. А я не терплю хамов. Его Величество неделю спустя пожурил меня, и только. Про меня болтают разные сказки. Не верь. Девять из десяти - сущая выдумка. Поговаривали даже, будто я дерусь четырьмя шпагами: по одной в каждой руке.

Он рассмеялся, отчего я несколько раз приложился затылком к лошадиной гриве. Юлиан вторил ему не совсем уверенно.

- А вот и мой дом, кузен. В любое время ты здесь желанный гость.

Джузеппе перехватил поводья лошадей, и пока Юлиан высвобождал ноги из стремян, мой "сильный брат" ловко соскочил на мостовую.

- Лоренцо, ты волшебник! Уж не продал ли ты душу дьяволу? - кузен театрально разыграл испуг.

- Дьяволу? О, всего лишь его наместнику. Король хорошо платит фаворитам, мой дорогой.

Юноша споткнулся на ступеньке.

- Помилуйте, кузен! Вы угодите в темницу за подобные речи.

- Речи из уст королевского шута немногие воспринимают всерьез, - синьор Лоренцо продолжал улыбаться, а я подумал почему-то, что он и впрямь не прочь подергать смерть за усы.

- Шута, - удрученно повторил Юлиан и опустил взгляд. - Единственный сын благородного графа Колладара - шут у трона чужого короля.

Лоренцо положил руку на плечо кузену.

- Что дозволено шуту, порой не дозволено самому кардиналу, - сказал он, понизив голос почти до шепота. - Рано или поздно у меня будет официальный статус. А пока я пользуюсь природным званием.

И он небрежно кивнул на меня.

- Посмотри, - Юлиан будто бы отшатнулся, - он нахмурился.

- Кто? - кажется, не понял Лоренцо.

- Он. Его лицо. Ты видел, как он смотрит на тебя?

Взгляд ярких карих глаз скользнул в моем направлении. Я действительно был взбешен подобным обращением, однако тот, кому предназначался мой гнев, упорно отказывался меня видеть.

- Юлиан, это не смотрит, - назидательно начал Лоренцо. - Оно иногда закрывает и открывает глаза. Иногда поворачивает голову. И часто вздыхает. О, как сие нравится дамам!

Его речь была прервана появлением Джузеппе с подносом, уставленным бутылками. После традиционных тостов и обильной закуски, разговор перекинулся на воспоминания юности, затем вовсе уплыл в неведомые дали. Вернее, в неведомые дали уплыло мое сознание, поскольку по закону сообщающихся сосудов весь алкоголь застревал в моей голове, и лишь после изрядного ее наполнения начинал продвижение в голову "большого брата". Самое обидное, что Лоренцо это прекрасно знал и умел остановиться вовремя. Следовательно, никогда не пьянел, о чем тоже в столице слагались легенды.

Все это я добыл из бог весь каких закромов памяти. Я рад был бы засунуть проблески мыслей подальше в уже знакомый колодец, но тут родственники вновь уделили внимание моей персоне.

- Лоренцо, не знаю, право, как сказать тебе, - неуверенно начал Юлиан.

- Как брату, Юлиан. Как родному брату!

- Когда лекарь сообщил моей сестре, что она разрешится двумя детьми сразу...

Я почувствовал, как у Лоренцо холодеет спина.

- ...она была напугана до безумия. Лекарь понятия не имел, почему наша семья боится близнецов...

- Кузина? Она жива? Дети?

- О, да, да! Какой же я болван! Я несся через всю страну и представлял, как первым делом сообщу тебе о нашей радости! И забыл. Вот дьявол! У нее две очаровательные прекрасные девочки. Они увидели свет вместе с первым яблоневым цветами.

- Слава Господу, - Лоренцо откинулся на спинку кресла, и я оказался в почти вертикальном положении.

- Мы рассказали лекарю про тебя, - продолжал Юлиан, заметно убавив пыл. Он утверждает, что... это легко удалить. Он готов собственноручно провести операцию. По его словам, никакой угрозы твоей жизни нет. Два, максимум три месяца, и ты станешь...

- Я ценю твою заботу, мой милый кузен, - оборвал его Лоренцо, - но случилось так, что я чертовски привязался к младшему братишке. Мне бы не хотелось разлучаться с ним.

- Но ты бы мог...

- Нет, Юлиан. Я не раз говорил это - нет. Богу угодно было сделать меня таким. Вероятно, в прошлой жизни я прогневал Господа. Проклятие наложено не на всю нашу семью. Проклятие лежит на мне. Я плачу за свои грехи.

- А он? Он расплачивается за чьи грехи?

- Он? Юлиан, умей смотреть на реальность трезво. "Он" - это бессловесный отросток моего тела. "Его" нет. Нет души, нет мыслей, нет ничего. Я изо дня в день смотрю на эту тупую рожу, которая как карикатура повторяет мое лицо...

Возможно, они беседовали еще какое-то время, но я более не слышал. Память прокручивала мне одни и те же реплики: "я чертовки привязался к младшему братишке...", "он - это бессловесный отросток ...", "проклятие лежит на мне"... Проклятие... Проклятие...

Два человека. Два меча. Два лица. В лицах слишком много общих черт, чтобы усомниться в родстве. Но два меча! И кровь, проступающая сквозь разорванные кожаные латы.

- Это твой последний день, клянусь!

- Тв(й последний, братец! Я остаюсь, а ты уйдешь.

Гнев и ярость столкнули врагов в новой схватке. Смертельной схватке. Безучастное солнце, радостное небо, ветви юных лип. А на траву струится кровь. И гнев мечется в обезумевших глазах. Один упал навзничь, отбил занесенный над головой клинок, и тут что-то ударило под сердце.

Я чувствовал, как в мое тело впивается кинжал, слышал надрывный хруст плоти, и понимал - конец. Конец шел медленно, и его сопровождал смеющийся оскал ликующей смерти. Это смотрел на меня брат.

Смейся, тебе не долго осталось смеяться...

- Вот и все. Я победил! Я! Я победил!

Холод расплывается по телу. Я улыбаюсь и слышу свой голос:

- Я победил...

- Ты уже мертв!

- Как и ты... я бью наверняка... я всегда был хитрее. Смирись. Я победил...