Наталья Болдырева - Жаркое лето. Первый поток

Мы неспешно возвратились в корпус. Центральная аллея, полого сбегавшая к открывающемуся виду на океан, светящаяся нить орбитального лифта, шелест и блеск мелкой живности в траве по обе стороны дорожки… Окна спален младшего отряда и рекреация были ярко освещены. Там Маргарита Михайловна и Елена Степановна, расположившись за кислотно-зеленым пластиковым столом, выдавали малышне сонник.

Я усмехнулась и повела детей в беседку. Наши пакеты дожидались нас там. Я планировала не допускать больше никаких столкновений, даже если придется идти на постоянные уступки.

Ребята порядком устали за день и, рассевшись на лавочках, молча принялись за яблоки и питьевой кефир. Я же, вновь вернувшись к утренней драке на пляже, попыталась вызвать детей на разговор об их отношении к младшему отряду, к Артуру. Дети отзывались вяло. Судя по всему, конфликт между отрядами выплеснулся в этой короткой стычке Мамонтенка весь. Не знаю, хотел ли младший отряд реванша за поражение, но старшие теперь, после того, как их потенциальных соперников положил на обе лопатки и в буквальном, и в фигуральном смысле, совсем еще маленький мальчишка, смотрели на тех со снисходительным превосходством. Я поняла, что на выяснение отношений с ними мой отряд нарываться больше не станет.

С Артуром, и уж тем более, с его мамой, дело обстояло далеко не так просто. Я коснулась вскользь Артура, но почувствовала такое внутреннее напряжение, что поспешила скорее свернуть беседу. Дети тоже заметили, как Артур схватил Мамонтенка за руку… Я решила, вопреки утренним своим намерениям, придерживаться максимально возможной дистанции в отношениях. Необходимый минимум, здравствуйте-досвидания, не больше.

Когда таймер пискнул на запястье, я выглянула из беседки, заметила, что рекреация уже пуста, и скомандовала отряду отправляться на боковую. Мальчишки сразу ушли к себе, и еще долго из их спальни слышались тихие разговоры, но к тому времени, как девочки смыли косметику, они затихли.

— Девчата, постарайтесь не шуметь, — попросила я, уходя на планерку.

На вечерней планерке присутствовали и Маргарита Михайловна, и Елена Степановна. Сидели, мирно беседуя о чем-то, в уголке. Я заняла место подальше и постаралась максимально раствориться в обстановке. Потом пришел Костик — наш сосед по второму этажу корпуса, вожатый старшего отряда — и, сев рядом со мной, полностью загородил меня от их случайных взглядов своею широченной спиной. За ней я почувствовала себя в полной безопасности.

Любовь Викторовна явилась, как всегда, минута в минуту. Начала сразу, с места в карьер, с разбора выданных утром заданий. Прочла список задолжников по планам вожатской работы, спросила у каждого о причинах проволочки, назначила крайние сроки сдачи, а потом перешла к планам работ воспитателей.

Я расслабилась, полагая, что день на сегодня действительно завершен, и остается только дождаться, когда Любочка, наконец, отпустит всех, как вдруг услышала номер своего отряда, произнесенный несколько раз. Я едва не вскочила, готовая отвечать на возможные Любочкины претензии, не представляя, какие претензии ко мне могут быть, но замерла, остановленная именем Маргариты Михайловны.

— Маргарита Михайловна, я к вам обращаюсь, — произнесла Любовь Викторовна, постучав по столу карандашом. — Где планы воспитательной работы по вашему отряду? Я вижу один, где второй?

Я тихонечко села на место, надеясь, что моего порыва вскочить никто не заметил.

— Любовь Викторовна, я ведь докладывала вам, — начала Маргарита Михайловна, невольно приподнимаясь с места, но Любочка прервала её и достаточно жестко.

— Меня не интересуют проблемы, возникающие между сотрудниками. Мне кажется все вы здесь достаточно взрослые люди, и в состоянии решить эти вопросы сами. Я и так дала вам полную свободу действий. — Любовь Викторовна замолчала на минуту, и я, порадовавшись ширине Костиковой спины, живо представила, как она обводит аудиторию взглядом поверх спущенных на нос очков. — Однако, — произнесла Любовь Викторовна веско и повторила, очевидно, сочтя повторение необходимым, — однако ваши конфликты никак не должны отражаться на работе лагеря. Вы сами, Маргарита Михайловна, просили меня дать вам сдвоенный отряд. Будьте добры, ведите отчетность в полном объеме. Это ваши прямые обязанности…. — Выдержав паузу, она буднично завершила, — планерка окончена.

Заскрипели по полу ножки разномастных стульев, воспитатели и вожатые поднимались, выходили в несколько напряженном молчании. Когда из вожатской вышли практически все, Костик обернулся:

— Отсиделась? — спросил он, подмигнув мне.

— Ага, спасибо, — ответила я, чувствуя, что краснею вся до корней волос.

— Ну и цирк, — сказал он, улыбнувшись, и встав, тоже пошел на выход.

"Вот так-то", думала я, пока бежала назад к корпусу. Умом понимая, что ситуация складывается отнюдь не в мою пользу, что Маргарита Михайловна лишь получила новый повод точить на меня зуб, я все равно не могла сдержать какую-то нервную радость, почти азарт. Хотелось бегать, прыгать, веселиться, и я бежала до корпуса бегом.

То ли Любочка действительно заняла нейтральную позицию, и её в самом деле не волновало ничто, кроме вовремя сданных бумажек, то ли…

Конфликты неизбежны в любом достаточно большом коллективе. Маргарита Михайловна совершила серьезную ошибку, сделав наш достоянием общественности на первой планерке, и продолжая так открыто демонстрировать его после. Поговори она с Любочкой тет-а-тет… Но она захотела очернить меня перед всем лагерем. И теперь, судя по всему, наши с ней отношения — главный интерес достаточно скучных лагерных будней. И достаточно верный залог того, что подобных конфликтов больше не возникнет. Народ будет слишком занят, обсуждая нас с Маргаритой Михайловной…

Наверняка, как специалист, много лет проработавший с людьми, Любовь Викторовна прекрасно это все понимала. В любом случае, это значило, что и на мою работу будет направлено не менее пристальное внимание, и я могу теперь ожидать точно таких же замечаний в любой момент и по любому поводу. Интерес публики надо подогревать. Я неумолимо скатывалась в противостояние, которого так хотела избежать.

По логике вещей всё это должно было бы меня только расстроить. Но я испытывала лишь неуемную, беспричинную радость.

Опасаясь лишний раз столкнуться с Маргаритой Михайловной, я, как тать, обошла корпус и вошла с заднего крыльца, через спальню девочек. Те уже спали. Прежде чем лечь, я выглянула в коридор. Приподняла занавеску, заглянув к мальчишкам. У них тоже было тихо.

Пройдя коридором ближе к двери в рекреацию, я увидела сквозь стекло, что предосторожность моя не была напрасной. Маргарита Михайловна сидела там, сцепив пальцы над пластиковым кислотно-зеленым столом, и выражение её лица не сулило мне ничего хорошего.