Зиновий Юрьев - Чужое тело, или Паззл президента

— Правда? Евреи? Гм… Вот уж никогда не подумал бы… Но я к чему? К тому, что мы всё ходим кругом да около… И всё равно, прежде чем я поделюсь с вами своей информацией, я бы хотел знать, как и чем вы заплатите мне.

Китаец повернул лицо к Юрию Степановичу и тоненько засмеялся.

— Знаете, вы мне сейчас напоминаете мальчишку, который зажал в одной ручонке игрушку, а другую, открытую, протягивает товарищу. Нет, ты мне первый дай, нет, ты мне… Давайте так, мой друг. Вы хоть намекните, о чем идет речь.

— Я вам уже намекал. Речь идет о том, чтобы вы заполучили компанию, точнее, тот продукт, который, как нетрудно догадаться, вас собственно и интересует.

— Допустим. И чего же вы все-таки хотите? Знаете, это, как я заметил, чисто русская черта, когда продавец никак не может решить, что он хочет, и начинается бесконечное топтанье на месте: да я не знаю, да сколько дадите, да сколько не жалко. Потом, правда, выясняется, что хочет продавец нелепо высокую плату, а то и вообще продавать ничего всерьез не намерен.

— Хорошо, господин Фэн. Не будем топтаться на месте. Я хочу пять миллионов долларов, которые вы переведете в указанный мной банк, а также обязательство купить мой пакет акций в «РуссИТ» по рыночной цене.

— Прекрасно, уважаемый Юрий Степанович, прекрасно. Вопрос только в том, что мы, впрочем, как и большинство людей, не любим покупать кошку в мешке.

— Не кошку, — с тихим бешенством прошипел Юрий Степанович, — а кота.

— Пускай будет кот, — вежливо улыбнулся Фэн Юйсян и хихикнул, почему-то прикрыв рот ладонью.

— Мы гуляем уже с полчаса, дошли до Большого Каменного моста, но на самом деле так и не сдвинулись с места. Хорошо, — вдруг решился он, — скажу вам лишь то, что речь идет о возможности сотрудничества с одним из непосредственных создателей флэш-компьютера.

— Это уже что-то, мой достопочтенный друг. Давайте договоримся так. Я попробую уговорить президента компании или вдову покойного президента, если, конечно, она — владелица контрольного пакета акций компании — принять наше предложение. Меня и моих коллег такой строго юридический путь устроил бы больше всего. И я, честно говоря, не вижу никаких разумных причин, которые бы заставили их отказаться. Но если они все-таки откажутся, мы вернемся к вашему предложению. Мы сможем составить договор, хотя, боюсь, это будет непростой задачей. Согласны?

— За неимением лучшего варианта, — вздохнул Юрий Степанович. Черт с ним, пускай пробует договориться с Евгением Викторовичем, посмотрим, что у него получится. А уж тогда-то сам приползет ко мне…

Яша вернулся с двумя чашками кофе в спальню. Оля, надев очки, внимательно читала журнал «Мир компьютеров». Одеяло сползло на пол, и она лежала в одной маечке, которая не доходила ей до пупка. Увидев его, она просияла:

— Ну, господин вице-президент, вам повезло.

— В чем же, госпожа аспирантка?

— Я обожаю, когда мне подают кофе в постель. Хотя больше теоретически, потому что на самом деле никто мне кофе в постель никогда не подавал. А то я уже обдумывала вопрос о том, не обвинить ли вас в сексуальном домогательстве. Секшуал харассмент. Вы успешно домогались меня три раза…

— Но, сударыня, мне показалось, что это вы домогались меня.

— Да, но это вы вынудили меня домогаться вас своими домогательствами меня.

— Сударыня, мне трудно сосредоточиться на таких высоких материях, когда вы лежите передо мной в таком сексуально провокационном виде с обнаженным… обнаженной… Это ничто иное, как типичный секс харассмент, хотя агрессивной стороной выступает женщина. И кто вас научил разговаривать с потенциальным работодателем с обнаженным… обнаженной…

— Это матушка моя. Говорила мне, когда я заявила, что поступаю на мехмат: доченька, хочешь превзойти все науки — превосходи, но главное, работай не головой, а чем тебя господь действительно наградил. То есть… задницей, которая для науки нужна больше, чем что-либо еще. Ну, и… Матушка моя не ошиблась в оценке моих способностей.

— Гм, я как-то до сих пор считал задницу чем-то вполне утилитарным, седалищем в первую очередь. Стулом, который всегда с тобой. Скромность, конечно, украшает молодую женщину, но ведь вы считаетесь в информатике одним из юных восходящих светил, и всё свести к попке… Что-то я не могу вспомнить случая, когда карьера светила основывалась бы на размерах его задницы. И вообще, знает ли кто-нибудь из историков науки размеры задницы, например, Ньютона или Эйнштейна.

— Не знаю, не знаю, господин вице-президент. Я могу отвечать только за свою задницу, а она почему-то вызывает живейший интерес у аудитории, когда я стою у доски или тем более наклоняюсь.

— Ольга, я делаю вам официальное предложение.

— Замуж не пойду.

— А на работу? Пятьдесят тысяч на время испытательного срока…

— Вы уже, кажется, испытывали меня. Три раза испытывали. И судя по нечленораздельным звукам, которые вы издавали, испытания я, по всей видимости, прошла.

Яша рассмеялся, раскрыл объятия, и Ольга ловко вспрыгнула ему на руки, опрокинув его на кровать. Потом она поцеловала его в ухо и нежно-доверчиво положила голову на плечо.

— Яш, а правда тебя здесь Вундеркиндом прозвали?

— Правда.

— Значит, ты уже со всеми в компании переспал?

— Боже, как изящно сформулирована грубая лесть. Кто бы мог подумать: такое юное существо и такая изощренная лесть!

— Для лести и любви, мой потенциальный работодатель, юный возраст не помеха, важны призвание и талант. А теперь выйди, мне нужно одеться.

— Какая логика! Лежать голой на глазах работодателя — пожалуйста, а одеться — это интим.

— Одеться, Яков Борисович, — не раздеться, для этого нужно сосредоточиться.

Удивительная девчонка, думал Яша, выходя с подносом из спальни. Как будто их две в одной. Цепкий математический ум, вполне может быть, что из нее действительно выйдет крупный ученый в области информатики. И в этом же теле совершенно раскованная, чтобы не сказать бесстыжая, бестия. Это уже не двуликий бог Янус, покровитель дверей и всех входов и выходов, а…

Он вдруг замер, стоя с подносом в руках. Два человека в одном. Это же как раз та формула, которая лучше всего подошла бы для Евгения Викторовича. Два человека в одном. Русая шевелюра с бородкой от аналитика Женечки, всё остальное — от Петра Григорьевича. Тогда понятно, почему в итальянском ресторане никто не знал Евгения Викторовича, зато Петра Григорьевича они-то точно знали. Костя ведь подтвердил, что шеф, как он называет его, любил это место. Если допустить на мгновенье, что в этом человеке с бородкой есть и другой человек, а именно покойный Петр Григорьевич, тогда всё становится на свои места, и паззл отлично складывается. С одним маленьким «но». Это же невозможно. Невозможно, точнее, возможно, невозможно. А возможно, и возможно. Мысль, конечно, соблазнительная, помогающая ответить на все загадки, но нелепая.