Галина Панизовская - Два Вальки Моторина

Конечно, она врала. И в голосе сквозь воркование явно проступало злорадство, она будто потихоньку шипела, как змея… Даже в том, что она назвала вдруг маму не по отчеству, а просто «Надюша», и то почему-то ощущалось злорадство…

— Послушайте, Надюша! Никто, как я, не желает вам добра. Ваш Антон Валентинович всегда на виду…

Она шипела. И тут я внезапно подумал, что ведь это — не наша тетя Нина, ведь наша — добрая, хорошая — так бы просто не могла.

А еще мне подумалось, что моя веселая гордая мама никогда не стала бы слушать такие гадости.

Маленькая фигурка, так похожая на мою маму, двигалась, влекомая чужой Ниной Александровной, не делая попытки освободиться. Только шаги ее шаркали жалобно, будто просили: "Не говорите. Не предупреждайте меня. Не надо…" Но тетя Нина не унималась:

— Так вот, милая Надя, я должна вам в некотором роде открыть глаза…

Я будто увидел, как хищно она усмехнулась, а мама вся сжалась. Этого я допустить не мог.

— Мамуль, я здесь! Сейчас к тебе спущусь! — я крикнул, хотя внутри уже шевельнулась догадка, что это вовсе не моя мама…

Да, это был другой мир, хотя и ужасно похожий, другими здесь были все! Я осознал это до конца в ту же самую ночь, стоило увидеть, как возвращался с "поздней прогулки" другой папа.

Странная вещь — параллельные измерения. К другим Моториным еще до того, как я к ним переместился, тоже приезжал Володя-гость. Он забыл у них на вешалке в передней рыжую куртку, точь-в-точь такую, какую носил и наш. Я узнал эту куртку сразу. А вот с магнитофоном получилось сложнее: то ли в этом чужом измерении Володя мага вообще не привозил, то ли все-таки привозил, но благоразумненький здешний Валя его не тронул, только жуткая история с магнитофоном здесь не случилась… Я же этого сперва не знал и с ужасом ждал, что родители вот-вот начнут ее со мной выяснять… Я заклинал их мысленно: "Пусть бы только не теперь, пусть чуть попозже…" И родители будто слушались — молчали… На третий день, истомившись ожиданием, я вдруг сам стал напрашиваться на эту ужасную тему:

— Мамуль! А Володя… он что… хороший журналист или нет?

Другого папы, как всегда, дома не было. Другая мама делала вид, что читает, а сама глядела мимо книги. Я думал, она тут же поднимет голову и бросит мне для начала что-то вроде: "Он-то вполне хороший, а вот ему-то напакостили…" Мама никогда не начинает ругать сразу, а сперва молчит — и чем вина больше, тем дольше…

— Надеюсь, что неплохой. Он вдумчивый юноша, — ответила мама, не поднимая глаз.

Эта ее уклончивость просто убивала. Будто мама намекала: мол, гнусность твоего поступка так велика, что ее все равно не выразить никакими словами. Так оно и было. Тем более мне не оставалось ничего, как только заставить маму об этом заговорить. Пусть говорит и выльет наконец все, что она об этом думает!..

— Мамуль! — бросил вызов я. — А он… Володя… уехал от нас… довольный?

После такого вопроса не мог не последовать взрыв: "Довольный?! Да что ты, просто в полном восторге! В полнейшем! Ведь ему всего лишь вконец испортили его орудие труда, лишили возможности делать дело, ради которого он приехал. Всего лишь!"

— Довольный? — рассеянно бормотнула мама. — Наверное…

Вот тогда, уже догадываясь об истине и все же пугаясь своей наглости, я выпалил:

— А репортерские маги, в сущности, ударопрочные, хоть кидай с девятого этажа…

И услышал в ответ равнодушное:

— Да?.. Ты бы чем-то занялся, Валёк. Почитал бы.

"Мышеловка — это устройство, в которое попадаешь невзначай, а выбраться бывает сложно" — такими словами я открыл свой дневник, а точнее: "Записки В. Моторина, сделанные во время его необычайного путешествия в другое измерение". Люди, которые путешествовали всего лишь в своем измерении, и те привозили тома записок. Но кроме первой фразы о мышеловке, я ничего пока придумать не смог.

Уже почти две недели я торчал в чужом мире в полном одиночестве, и это как раз тогда, когда начались долгожданные летние каникулы! А ведь мы собирались летом в Дагестан, в аул Сагратль через синие горы.

Вьется, вьется над пропастью тропа, по тропе голове в хвост идут три ишака, на ишаках папа, Герка и я. А тропка все уже и уже, а пропасть все глубже и глубже, и камешки из-под скользящих копыт падают глуше и глуше.

Сагратль — самый высокогорный аул. Облака и орлы парят ниже аула, в прежние времена по ним стреляли из нагана — сверху вниз. Так мужчины аула тренировались в меткости… Теперь все уже поняли, что орлов жалко. Мы будем их только наблюдать. А Герка будет наблюдать еще и звезды: в горах наблюдать звезды всего удобнее. Потому-то папа и обещал, что возьмет с собой не одного меня, а и Герку. Мама тоже приедет к нам, но чуть позже. У папы в Сагратле старинный друг его отца.

Только когда все это будет? И будет ли вообще?.. В этом другом измерении никто никуда не собирался. Мама задерживалась у больных. Герка торчал в гараже. Папа пропадал где-то чуть не круглые сутки.

Вообще другие родители были молчаливее моих, как-то даже слишком молчаливы. И должно быть, поэтому почти не высказывали мне презрения. А если и высказывали, получалось почему-то не так обидно. Может, потому, что это выходило у них не так согласованно? Что и говорить, мои мама с папой были куда дружнее. И дружно нападали на меня, и выходило — двое на одного. Но, насмотревшись на жизнь чужих Моториных, я знал теперь точно, что когда родители дружнее, все-таки лучше.

И Катерина в другом мире была совсем-совсем другая , я понял это в первый же день как сюда перенесся. Дом, где она жила, был угловой и окно — угловое, не окно, а две поставленные углом стеклянные стенки. На такой городской веранде жили Катерина и ее бабушка. Бабушка как раз поливала цветы в висячих горшочках. И тут из дома вышла Катерина.

Катерина, как всегда, плыла, чуть касаясь мостовой босоножками. И люди, и лужи, и машины расступались перед ней, как всегда. Но все же это была другая Катерина, И потому рядом, ковыляя на толстых подошвах, как страус на ходулях, и выставив свои джинсы, будто флаг, отсвечивал Коля-студент… Ну, нет, наша Катерина не пошла бы с таким и по одной стороне улицы!

И если до этого я еще чуть-чуть сомневался, у себя я или же нет, то тут уверился до конца: люди здесь другие и мир другой…

До чего же мне было тоскливо! Голубоватый лучик, который перенес меня сюда и мог бы тем же порядком вернуть обратно, до моих крыш упорно не доползал. Надо было что-то придумать. Но что?

Самое простое — связаться с теми, кто работает на базе. Если, конечно, Герка был прав и это в самом деле научная база… Ведь должен же там кто-то быть!