Анатолий Маркуша - Приключения капитана Робино

Как минул год, я почти не заметил. Забеспокоился лишь когда объявили: в следующий понедельник очередная медицинская комиссия. Меньше всего я мог ожидать, что старый доктор, грозивший год назад списать меня с летной работы, скажет теперь:

— А вы, батенька, молодец! Двенадцать кэгэ скинули, это ж не кот начихал! Еще чуть сбавить, конечно, не помешает — для надежности, так сказать. — произнеся столь лестные слова в мой адрес, доктор поинтересовался, какая диета и какой режим способствовали вернуть форму?

— Движение, доктор, и никаких особых ограничений в еде. — Врать симпатичному старику мне не хотелось, — Главное, вот уже год я совершенно не сижу на месте. Кругом — бегом…

Выражение «кругом — бегом» — доктору, видать, понравилось, он повторил его несколько раз и, как бы подводя научную базу, изрек:

— Вы очень правильно схватили суть процесса: статика — это смерть, динамика — жизнь. Так что и на дальнейшее рекомендую, — он подмигнул мне, — кругом — бегом! И не переедать.

A.M.: Примерно на этом месте рукописи, которой тогда еще и не было, у меня накопился только ворох кассет с пленкой, произошла наша первая серьезная размолвка. Автор вдруг объявил:

«Вот, собственно, и все. Остальное — никакая не полуфантастическая история капитана Робино, а самая заурядная житуха…».

С таким заявлением я решительно не согласился, но мой протест нисколько не поколебал Робино, хотя он и начал оправдываться. Заурядная житуха мол, не означает — худая, нескладная или какая-то еще — с отрицательным знаком. Просто медленное встречное движение друг к другу Нади и его невозможно, да и совершенно ненужно описывать. Это был прежде всего кропотливый труд . Слишком многое надо было преодолеть. Такую работу не каждая душа, пожалуй, вынесет.

Не сразу и не одновременно они пришли к мысли, что их совместное будущее должно складываться как откровенное, взаимоуважительное партнерство . С Надиной подачи было решено: никаких разговоров, выяснений, обсуждений прошлого быть не должно. Что прошло, то прошло. Долго не могли решить усыновлять ли детей «папе». Спешить с этим не хотела Надя. А вот юридически оформить брак им пришлось. Именно — пришлось. И она и он считали — никакие церемонии, никакие казенные печати ничего упрочить не могут. Но печати потребовались, когда они решили съезжаться.

Стеклянный домик Робино достроил, но это чудо стояло достаточно далеко от города, жить семьей они могли в нем летом, как на даче.

«А теперь, — сказал Автор, — отложим наши труды лет хотя бы на пять, а тогда посмотрим, наберется ли событий, мыслей и прочего, чтобы дописывать или нет. Согласен?»

Откровенно говоря, мне такой финал не улыбался, но воля Автора, его решение, по моим понятиям, обжалованию не подлежат. Отложили.

A.M.: Прошли годы, именно так — не годик-другой, прежде чем мы уселись рядком, чтобы потолковать ладком. Конечно и Робино и я, и все вокруг сильно изменились. Но меньше всех постарел Робино, он по-прежнему верил в тайное воздействие на Валин и его организм, имевшее место на том сверхсекретном острове, с которого они летали воздействовать на облака. Выяснить какие-то подробности Робино не сумел, да откровенно говоря, и не очень старался, «бывает, когда спокойнее не знать, чем знать», — заметил он вскользь и еще сказал: что они там с нами делали, как на нас влияли, я понятия не имею, но вот смотри — морщин у меня почти совсем нет и кожа гладкая, как задница у ребенка. Все Валины подруги домогаются узнать у нее, какими снадобьями она пользуется, не может быть, чтобы в ее годы у женщины сохранялся такой цвет лица, не постарели руки и вообще.

— Ну, что, — поинтересовался я, — так вернемся к прежнему разговору, пока еще не поздно?

— Попробуем, — без особого энтузиазма согласился Робино, — попытаемся подвести итоги.

В качестве ИПМ — исходного пункта маршрута — нашего начинания, порешили взять новоселье в бутылочном домике, которым его автор гордился пуще прежнего. Поехали! И я включил магнитофон.

АВТОР: Свой стеклянный дворец я строил долго, что называется, с переменным успехом, постоянно переживал какие-то трудности: то элементарно не хватало денег, то свободного времени не было, то возникала чисто техническая проблема, например, в стекло гвоздя не вбить, шуруп не ввернуть, спрашивается, как же навесить двери? Но в конце концов дом все-таки оказался подведенным под крышу, и хотя въезжать в мои хоромы было рановато, следовало как-то обставить, обуютить жилплощадь, я решил не откладывать в долгий ящик и спраздновать новоселье. Первыми пригласил аэроклубовских мальчишек, которые старательно и совершенно бескорыстно помогали мне. Справедливости ради, отмечу — мальчишки были не просто и не только дармовой рабочей силой, но и моими увлеченными единомышленниками, они много чего напридумывали, наизобретали, пока дом стал выглядеть действительно домом, а не свалкой отработанной тары.

В назначенное время ребята пришли шумной ватагой и притащили кота. Объяснили: чтобы в доме было все благополучно, первым переступить порог должен обязательно кот. Это народная примета! Признаться, в абсолютную народную мудрость я не очень-то верю, но возражать не стал, тем более, что сам по себе кот мне понравился — он был пушистый, дымчато-серый, в белых «носочках».

Раскинув на сверкающем стеклянном полу зимние моторные чехлы, позаимствованные у техслужбы, мы уселись кружком и начали гулянье. Дом был скромно «обмыт», победила, как полагается, дружба, кот незаметно сбежал. Таким было самое начало.

Жизнь постепенно, я бы даже сказал — осторожно, стала втягиваться в будничную, хорошо наезженную колею.

Хотя!

Хотя без приключений у меня никак не получается. Нежданно-негаданно в мой дворец припожаловала «Рязань», да еще с подарком на новоселье. А подарок был на смешных толстых лапах, круглоголовый щенок немецкой овчарки. Вручение щенка сопровождалось таким трогательным текстом:

— Долго я вспоминала твоего красавца пса, который так странно пропал перед самым твоим исчезновением из Москвы. Его звали Тимоша, да? Как он тогда в скверике шикарно на моего бывшего мужа ощетинился, восторг!

— А откуда ты узнала, что Тимоша пропал?

— Точно теперь уже и не помню, но скорее всего от Юли; она очень пристально твоей персоной интересовалось, всегда меня подначивала, а мне-то кажется, ох, готова была Юлька со мной сменяться, да Генерального опасалась…

Странно, — подумал я, — конечно времени прошло много, и я уже не мог с уверенностью сказать, делился я с Юлей — вот, мол, Тимоша пропал, или она черпала информацию о моей жизни из каких-то ей одной известных источников? И опять недобрые мысли закружили в голове. Всю жизнь меня не покидает чувство, будто я живу под увеличительным стеклом. Но почему? Ни к каким сверхсекретам, вроде, не причастен, делаю свою работу, на мой взгляд, вполне добросовестно, с людьми общаюсь открыто, так чего уж за мной досматривать?