ВАЛЕНТИН - Путешествие “ГЕОСА”

— Мама, посмотри, петушок? — закричала Аэла, со смехом показывая на конек крыши столовой. Там действительно был укреплен пестрый пластмассовый петушок, он вертелся во все стороны под легким дыханием океана. Это было единственное, что привлекло здесь внимание Аэлы.

Математик Чарли Колин просматривал прозрачную пленку, испещренную всевозможными дырочками. Он не заметил, как вошла Одэя, не ответил на приветствие.

— Чарли! Что с вами! Очнитесь!

Математик поднял серое от усталости лицо с красными воспаленными глазами, увидел Одэю.

Он весь преобразился. Засуетился, достал из шкафа бутылку с искрящейся фруктовой водой.

Чарли было всего тридцать лет, но в его коротко остриженных волосах сверкала седина, над переносьем ветвились беспорядочные морщины.

— Чарли, посмотрите, какой у вас вид!

Математик поправил отложной воротник белой рубашки, пригладил ладонью волосы.

— Нет же, у вас очень усталый вид. За вами, вероятно, вовсе не следят врачи.

— Да-да. Сейчас много работы.

— Сейчас понятно. А раньше?

— Раньше тоже. Мне приходится работать сверх положенного времени. Мне повезло… Это помогает мне не думать о вас. Но не всегда. Часто вижу ваше лицо среди цифр и шифров этих проклятых машин. Как все же они несовершенны, как ограниченны их возможности. Особенно сильно мы почувствовали это сейчас, анализируя радиосигналы из космоса.

— Что-нибудь уже известно?

— Очень мало. Машины перегружены…

Внезапно замигали сигнальные лампы, зазвучали короткие тревожные гудки.

Одэя огляделась — Аэлы в комнате не было. Она не заметила, когда девочка вышла.

Чарли бросился к щиту управления, включил мик­рофон. Напряженно прозвучала его короткая отрывистая команда:

— Главная централь! Немедленно прекратите подачу энергии!

— Вы хотите выключить мозг планеты? — послышался чей-то хриплый от волнения голос.

— Выполняйте, черт побери! — побледнев от ярости, закричал Чарли.

В то же мгновение все лампы погасли, воцарилась полная тишина. Чарли и Одэя бросились искать Аэлу.

Взрослые не обращали на девочку внимания, и она вышла на прозрачный, висящий над густой зеленью балкон. У перил играл пестрый котенок. Он жмурился от яркого солнца, подпрыгивал, ловил собственный хвост. Аэла взяла котенка на руки и вошла с ним через открытую дверь в огромный зал. Вокруг мерцали короткими вспышками бесконечные панели анализа-тора.

Аэлу заинтересовали маленькие автоматы, проворно сновавшие среди движущихся частей и мелодично поющих моторов в машинном отделении. Автоматы поминутно выверяли режим работы механизмов, что-то чистили, смазывали.

Внизу, под движущимися цилиндрами сновала взад и вперед маленькая щеточка. Котенок вырвался из рук Аэлы и бросился к щеточке, но маленький автомат с быстротою молнии перехватил его. Котенок принялся отчаянно царапать задними ногами твердую пластмассу рук автомата. Он злобно фыркал и вырывался.

Аэла подбежала, выхватила котенка. Автомат послушно отдал его. Но котенок царапнул руку девочки, вырвался, бросился наутек куда-то вниз под части работающей машины. Его немедленно перехватил второй автомат.

Аэла снова отняла котенка и сказала:

— Зачем ты его трогаешь? Это мой котенок.

Автомат был такого же роста, как Аэла. Он тупо глядел на нее и повторял:

— Это инородное тело.

— Это не тело, это котенок. А ты кто такой?

— С-72…

— Ну и имя!

Из машинного зала Аэла вошла в сводчатое помещение, где было одно из программных устройств. Ввиду перегрузки машины тут никто не работал.

Аэла подошла к клавиатуре, держа в одной руке котенка, другой нажала красную кнопку.

Тотчас донесся ясный металлический голос:

— Готовность.

— Ты кто? — спросила Аэла.

— Электрический мозг.

— Ты можешь придумать сказку?

— Да.

— Ну-ка, придумай.

Не ведая того, Аэла задала мозгу задачу огромной сложности. То, что было легко для человека, оказалось крайне тяжело для машины.

Аэла подошла к пульту распределения энергии и не заметила, как пересекла электронный луч и замкнула электрическую цепь. Машина начала подавать в главный сектор сигналы тревоги.

Чарли, как ветер, влетел в зал и, увидев у программного устройства Аэлу, всплеснул руками.

— Как ты меня напугала, детка!

Он торопливо сказал в микрофон:

— Энергия!

Снова вспыхнули сигнальные лампы.

Они возвратились в главное управление анализатора.

Принятые из космоса радиосигналы не поддавались кибернетической машине. Попытки установить их последовательность также ни к чему не привели.

Не слышалось ни единого звука. Только какой-то шорох да тихий скрежет иногда прерывали плавное движение ленты.

Аэла сидела в легком качающемся кресле и, щуря глаза, прислушивалась не к шорохам ленты, а к приглушенному шуму океана. Океан начинался за окном и стеной уходил в дневное небо, терялся и тускнел в его невыносимом блеске.

Одэя стояла у окна и прислушивалась к монотонному пению приборов.

Чарли поглядывал на нее запавшими глазами.

— Никакой системы, — нетерпеливо сказала Одэя. — Зачем все это, если сигналы невозможно разобрать? Для кого собственно они посылали их?

— Скорее всего сигналы предназначались для того, кто первым примет их. В сигналах мы действительно не находим системы, но это не значит, что ее нет. У них какой-то свой язык, который трудно понять. Но мы могли бы, не зная его, понять друг друга на элементарном математическом языке.

Он подошел к окну и стал рядом с Одэей. Долго смотрел в пустынную даль Тихого океана. Волны плескались у берега, разбрасывая брызги. Вдоль побережья бежали светло-голубые электробусы. Над водой скользил силуэт крылатого океанского лайнера.

— Мне кажется, что-то тревожное есть в этих сигналах из космоса, — вдруг сказал Чарли. — Странно, но я что-то чувствую.

Одэя быстро взглянула на него.

— Но, может быть, они потерпели катастрофу и зовут на помощь. — Кстати, какие у них координаты?

— Это в направлении созвездия Лебедя. Нас от них отделяет сто световых лет.

— Вы исключаете возможность катастрофы?

Математик пожал плечами.

— Кто знает. Я не уверен, мне, судя по этим сигналам, кажется, что уровень их цивилизации весьма близок к нашему.

— Но ведь здесь просто ничего нет, пустая лента…

— Здесь что-то есть.

Аэла слушала молча и смотрела через окно в ровную лучезарную пустоту неба.

И вдруг Аэла сказала:

— Три, какое-то слово, потом два, четыре, опять это же слово, потом три…

— Что-что? — повернулся к ней математик.

— Я не знаю, — ответила Аэла.

Математик бросился к аппарату,

— Невероятно, — прошептал он.

Снова зашуршала пленка.

— Один, — сказала Аэла, — теперь другое слово и два. Три, опять такое же слово и четыре…