Михаил Емцев - Бог после шести

— Скажи Косте, пусть Люське сообщит! — крикнул ему вслед Худо.

Виктор растерянно остановился.

— Люське, он объяснит тебе! — Олег помахал рукой из окошка автомашины. Его худая, бледная кисть нелепо дернулась несколько раз в воздухе.

Татьяна неловко улыбнулась в мутном стекле, и они уехали.

— Войдите! — услышал Виктор и вошел.

Тьма поглотила его. Он рванулся было назад, но дверь, предательски звякнув, отгородила его от мира, света, человечества. Он стоял неподвижно, чуть выдвинув руки на уровне груди, медленно соображая: “Фотолаборатория? Но и там бывает красный свет. Фотоувеличитель отбрасывает блики на стене. Нет, нет, здесь что-то другое. Мгла кромешная. Будто человека завернули в сотню одеял. А воздух холодный, сырой, ползет по ногам, будто в погребе”.

— Не пугайтесь, — сказал голос, — я сейчас.

Виктор ждал. Здесь господствовали неподвижность и тишина. Но вот что-то прошуршало, послышался глубокий вздох, щелкнул выключатель. Свет неряшливым рыжим пятном возник в углу, и Виктор смог различить кое-какие детали странного помещения. В углу, на полу, лежал матрац, покрытый темным клетчатым пледом. Кисточки пледа жалкими сосульками висели по сторонам примитивного ложа. На матраце распластался голый человек, точнее почти голый — на нем были узенькие плавки. Не повернув головы в сторону гостя, человек, сказал:

— Подождите минуточку, я сейчас отойду.

Виктор поспешно кивнул, мол, продолжайте, и тут же усомнился в правильности своего жеста. Что продолжать-то? Ведь человек вроде бы ничего не делал.

Постепенно глаза привыкли к полумраку, и Виктор смог разглядеть лежащего перед ним хозяина комнаты. Это был великолепно сложенный парень лет двадцати с лишним. Рыжеватая борода вызывающе торчала в потолок. Длинные русые патлы окружали его голову подобием ангельского ореола. Веки Кости-йога были плотно смежены. Рядом, здесь же на полу, расположились маленькая ночная лампа, метроном, закрепленный в штативе фонарик, стопка книг, стакан недопитого чая. В других затемненных углах комнаты Виктор рассмотрел большой книжный шкаф, письменный стол с вращающимся креслом, несколько толстых чемоданов, составленных горкой. На окнах висели тяжелые, плотные шторы. От них и темнота, определил Виктор. Тут Костя открыл глаза, и оказалось, что они у него синие, по-девичьи опушенные длинными черными ресницами. Йог сладко потянулся, щелкнул крепкими белыми зубами и объявил:

— Ни черта не получается.

Пока он, шлепая босыми ногами по полу, поднимал шторы, одевался и произносил разные слова, Виктор еще раз оглядел комнату и убедился, что пустота составляла ее основное убранство. Это ему почему-то понравилось. И, в отличие от Пуфиной квартиры, здесь он почувствовал себя на месте. Костя между тем натянул брюки и рубаху, влез в разношенные тапки, пожал Виктору руку:

— Костя, по прозвищу Йог.

— Я догадался, — улыбнулся Виктор.

— Нетрудно, — рассмеялся Костя. — Значит, вы от Худо, то есть от капеллы притворяшек. Новенький. Приятно. Новизна всегда приятна, за исключением, понятно, новых болезней. А новых смертей, как известно, не бывает. Вернее, старых смертей не бывает. А вы кто?

Виктор чуть-чуть растерялся. Даже Худо, за которым он начал признавать кое-какие права, не ставил перед ним в упор такой вопрос, Но Костя смотрел на него так доверчиво, что Виктор не отважился на грубость.

— Иногда мне кажется, что я человек.

— А когда это бывает с вами? Когда вам легко или когда очень трудно?

— Пожалуй, когда трудно.

Костя одобрительно кивнул, но не разъяснил, что именно он одобрил, а заговорил о другом:

— Не обижайтесь на мои вопросы, я не совсем в форме. Впрочем, раз вы связались с притворяшками, то у вас многое спросят. Все мы там немного чокнутые. Но чокнутые по-хорошему. Я люблю притворяшек. В них что-то есть, не правда ли?

— Я как-то не совсем разобрался с этими притворяшками. Сегодня первый день знакомства. Но, может, ты прав, может, в них есть что-нибудь.

— Тогда и говорить нечего. С притворяшками надо пожить, проникнуться их атмосферой. Поучаствовать. В них действительно что-то есть. Они необычны и могут позволить себе эту необычность. Могут, понимаете? Нет, не глупость какую-нибудь, не это… — Костя брезгливо щелкнул себя по воротнику. — Они как бы ищут что-то в душах своих. Я думаю, вам они понравятся. Не сразу, конечно. Но может случиться, что понравятся. Так вот, у меня с ними отличный контакт, но что поделать — мои заботы несколько другие.

“Этот тоже претендует на исключительность”, — отметил Виктор.

— Дело в том, — сказал Костя, — что я отрабатываю транс. Никак, понимаете, не идет — и посты, и дыхание по Хатха-йоге, и всё-всё. Из кожи, можно сказать, лезу уже третий год — и ни-ни. Не получается. Стыдно сказать, а к технике стал прибегать: приспособил к метроному фонарик. Мигающий зайчик в темноте, понимаете? Ритмичные колебания светового пятна. Перед вашим приходом практиковался.

— Действует?

— Да, действует: нагоняет сон. Сон — это просто. Я и без метронома за пять-десять минут себя в такой сон загоню — до утра не очнусь. Но все это не то. Мне нужно совсем другое.

— А что же?

— Кайф. Не сон, а транс. Чтобы бодрость, сознание — и никакого контакта с внешним миром. Психологическая изоляция. Не получается, увы. И, похоже, никогда не получится! А вы с йогой знакомы? Хотя нынче кто с йогой не знаком!

Виктор посмотрел на него, потом улыбнулся:

— Нет, нет, я не специалист по йоге. Она мне не по нутру. Я человек жизнерадостный. Но в армии был у меня друг, кое-что рассказал. Он с тринадцати лет бредил йогой. Языки знает, первоисточники читал.

Костя махнул рукой:

— Первоисточники и я читал. Я тоже с одиннадцати лет интересуюсь йогой. Много чего знаю. Я такие асаны умею загибать… А вот транс, он требует… знаете чего?

Виктор промолчал. Он не знал, чего требует транс.

— Он требует, — продолжал Костя так тихо, как будто сообщал сокровенную тайну, — очень простой вещи, которой у нас с вами нет и не должно быть, если мы не зря учились в школе.

“Черт, — подумал Виктор, — они действительно все разыгрывают умников”.

— Какой именно вещи? — Виктор старался сохранить вежливое внимание.

— Веры. Веры в бога. Истинно восточный человек — индиец, китаец — верит в своего бога сызмальства. У него бог всегда под рукой, и поэтому в транс ему легко впасть. Вера помогает. А европейцам, всяким там атеистам и рационалистам, транс просто недоступен. По существу чужд. Неверующий европеец никак не готов для таких дел. На формальном коньке здесь не прокатишься. Вера, только вера!

Костя состроил такую постную и кислую мину, что Виктору от души стало жаль парня. — Поэтому и не получается?