Михаил Емцев - Бог после шести

— Условия?

— Ну да, условия. Условия для возмездия.

Они перевели дыхание, напряженно вглядываясь в глаза друг другу.

— Ах ты паук!

Началась драка. Молодого со старым, слабого с сильным, ловкого с неумелым. Старый был и ловким и сильным, на долю молодого приходилась слабость, рожденная изнеженностью и страхом.

Странное, страшное творилось дело. В таежной глуши, далеко от людей, на полу грязной избы катались два человекоподобных существа, выплескивая скопившуюся в них ненависть. Голодные, немытые, потные от злости и неуклюжих усилий, Кара и Худо сводили счеты, утверждали свое право на авторитет и власть в обществе из двух человек.

Последнее, что запомнил Олег, была рука наставника с поленом. Короткое время, глядя на медленно, страшно медленно приближающуюся к лицу деревяшку, ощущал он непонятную свободу и облегчение. Не было ни страха, ни боли. Заложило уши и потемнело в глазах. А когда вынырнул из бездны забытья, ощутил себя избитым, больным и обнаружил на ноге цепь. Ржавая цепочка привязала Олега к основанию массивной лавки на врытых в пол столбах в углу избы.

Был вечер, почернели окна, на столе мигала коптилка, перед Олегом на корточках сидел Кара, отбрасывая чудовищную косматую тень на потолок, и приговаривал:

— Поешь рыбки, рыбки поешь.

И подсовывал вяленую рыбу, блестевшую в полумраке алюминиевой чешуей. Олег стонал и в муке, с гадливостью отворачивался от предлагаемой ему пищи.

— Почему, ну почему я? — спрашивал он кого-то вверху, но ответ доносился снизу, от сидевшего на корточках Кары.

Старик говорил убедительно, по-домашнему ворчливо, уютно. Не было и в помине давешней ярости в этом кротком, добром старикашке.

— А потому что, — непонятно и кротко говорил наставник. — Великое русское “потому что” все объясняет. Ты думаешь, я в свое время не задавал этот вопрос? Еще как задавал! Кричал и бился, слезами обливался. Бога гневил. А как дошел до “потому что”, все на места стало и нуть определился. Потому что в нем все дело. Потому что в детстве неуравновешен, неистов был, я по малолетству с кодлой связался; они засыпались, и я с ними попал, на маленький срок, но обидный. Потому что обозлился, во время войны грех на душу принял; потому что принял, пришлось после войны скрываться, под разными именами скитаться, в сектах спасения искать. И так далее, много у меня таких “потому что” набралось, один к одному, на выбор, один другого лучше. А последнее “потому что” с тобой у меня, брат Олег. Потому что предали меня твои болтунчики, ты мне как главный за всё и всех ответишь. На цепи посидишь, рыбки поешь, а жить захочешь, придется тебе в убийстве покаяться, а как покаешься, вернее, потому что покаешься, в мозгах ваших высокоинтеллектуальных наступит полное затмение…

— Зачем, зачем тебе все это?

— Потому что задумал я сделать из тебя настоящего блаженненького, очистить твое пакостное нутро страданием, возвысить тебя решил, понял? Ты мне всех несостоявшихся богородиц заменишь!

— Я не убивал, — пробормотал Олег.

— Ты, конечно, убил, но тебе еще предстоит испытать сладость чистосердечного признания, так что упорствуй, сопротивляйся, готовь себя к страданию!

— Я не…

Олег оборвал и прислушался. Далекая печальная и высокая нота прозвучала в избе.

— Тихо! Ты слышишь?

Кара прислушался.

— Что?

— Музыка.

Старик прислушался и, довольный, выпрямился во весь рост.

— Ничего нет, ветерок, не боле. А у тебя… уже начинается. Готовься к безумию, болтунчик!

Олег скрючился, звеня цепью, и затих, не сводя темных от ужаса глаз со спины наставника, удалявшегося за полог на очередную молитву перед пионерским флажком.

Ходкий “газик” наверстывал потерянные километры и упущенное время. В нем тряслись старший инспектор Максимов, два по-деревенски румяных милиционера, шофер в сержантских погонах и Виктор — как свидетель и доброволец.

Дорога была муторной. К тому же ей предшествовали мучительные для Виктора сборы. Не простое это дело — принять участие в операции за тысячи километров от родного дома.

Мелькнуло и тут же забылось стремительное прощание с домом, провалился в памяти долгий утомительный перелет, а затем пошло что-то совсем не запоминающееся, какие-то разговоры с незнакомыми людьми, объяснения и ожидания в гулких казарменных коридорах. И, только сев в этот тряский зеленый “газик”, Виктор подумал, что цель не так уж далека.

Машина шла по зимней лесной дороге, носившей все приметы весны. В разъезженной колее, на мокром снегу “газик” кренился и вибрировал. Стемнело. Огромные черные ветки враждебно цеплялись за брезентовый верх, будто нарочно препятствуя движению машины.

Послушно тряся головой на ухабах, Виктор припоминал обрывочные фразы, мысли, которые прошли сквозь него в последние часы.

“Почему их трое? Где остальные?” — с этим вопросом он приставал ко всем. — Люди хмурились, пожимали плечами: “Ищем”, “Пока неизвестно”. Только инспектор Максимов порадовал. Доброжелательно склонив на плечо голову, четко сказал:

— Женщина уже обнаружилась. Она дала матери домой телеграмму. Остальные тоже найдутся. Куда им деться. — И разъяснил: — У беглецов была не простая тактика. Шли только ночью, сменили номер и паспорт машины. Если б не продажа машины, поиск затянулся бы. Новый владелец регистрировал машину, ну, тут фальшивка и вылезла наружу. Несовпадение номеров в документах и на моторе, понятно?

Виктору было понятно, и он набирался терпения, готовясь к схватке с Карой.

Еще почему-то Виктору припомнился отъезд из районного отделения милиции. Начальник вышел к машине. Высокий, полный мужчина в валенках, без фуражки, он по-домашнему обнял Максимова, хлопнул по спине, буркнул, видимо продолжая начатый разговор:

— Все же мало людей берешь, Каравайчик может оказаться кусачим.

— Бог не выдаст, — засмеялся оперативник. — Да и охотники там не первый раз, помогут.

Этот короткий разговор пробудил в Викторе новые чувства. Раньше его держало напряжение подготовки, сейчас — ожидание борьбы. Тем более что уже по ходу погони он слышал, как Максимов рассказывал своим товарищам:

— Полное имя Кары — Караваев. Это известный рецидивист, проведший не один год в тюрьме. Темная личность, но не дурак. Начитан и даже имеет кое-какое образование. Подвизался в разных сектах, где, как правило, старался захватить власть и превратить иногда довольно безобидных сектантов в агрессивных мракобесов. Он использовал, разумеется, все формы эксплуатации — десятинные поборы и прочее — на двести процентов. Жил неплохо, за счет разных приношений и подношений своих поклонников. Однако натура у него дьявольская, человек злобный, злопамятный и непрерывно действующий, не мог успокоиться, не мог согласиться на нормальную жизнь, все время мутил воду. Кроме того, на его совести есть одно тяжкое преступление, которое всплыло только в последние годы, с войной связано. Мы давно его разыскиваем, и вот он выскочил совсем неожиданно здесь. В общем, одно к одному. В последнее время носился с идеей создания некоей секты, которая бы объединила все другие секты. И даже придумал хитроумную систему: подбирал разочаровавшихся в старых сектах и организовывал из них новую, якобы более высокого уровня секту. А вообще изувер, социально опасный тип. Долго жил притаившись и вот сорвался.