Адам-Трой КАСТРО - Журнал «Если» 2003 № 01

В конце концов, ей уже известно, что на Катаркусе правосудия нет.

Китобой уверенно пилотировал глиссер высоко над пустыней Катаркуса, в небе почти не было облаков, и Корт прекрасно видела расстилавшийся внизу скучный пейзаж. Светло-коричневые пятна тут и там сменялись более темными — земли, обработанные аборигенами, о которых так много говорили.

Во время первого обзорного полета Китобой без умолку восхищался красотой пейзажа, Корт ее просто не видела. Возможно, здесь действительно великолепно, а может быть, если человек долго сидит на одном месте, он начинает тосковать по красоте и ищет ее там, где нет даже намека на прекрасное.

Стоило ей перехватить взгляд Китобоя, как он тут же открыл рот:

— Ненавижу тчи.

Андреа посмотрела на спутника и проговорила:

— Необычное заявление для дипломата.

— Я знаю, что должен всех по крайней мере уважать. Поверьте, я стараюсь. Изо всех сил. Мне нравятся рииргаанцы и берштиэни. Я даже с удовольствием играю в логические игры с ИИ. Но тчи с их надменностью и чувством превосходства… иногда мне хочется биться головой о стену. Выходит, что я расист, Советница?

— Нет, — ответила Корт. — Вы ведете себя именно так, как хотят тчи. Они делают это сознательно. В контексте их культуры любое общение — что-то вроде словесного поединка. Они очень напористы, в особенности с теми, кто, по их мнению, в состояний стать достойным соперником… Иногда бывает довольно трудно понять, когда тип вроде Раига следует протоколу, а когда в самом деле угрожает.

— А как вам показался Раиг? Он просто хотел с вами поздороваться — на свой манер — или от него следует ждать неприятностей?

— Пока не знаю, — ответила Андреа и подумала: следует ждать неприятностей.

— Во время разговора с инопланетянами я заметил еще кое-что, — помолчав, проговорил Китобой. — Вы их не любите, верно?

Корт постучала ногтем по зубам.

— Я отношусь к ним совершенно спокойно.

— И все же вам не по себе, когда они рядом. Корт снова постучала по зубам.

— Мне не по себе, когда рядом кто-либо. Китобой нахмурился.

— Вы столь стеснительны, Советница? В жизни не поверю. Ваш высокий статус…

— Я далеко не стеснительна, Китобой. Речь идет о предпочтениях. Я не слишком высокого мнения обо всех разумных существах.

Китобой совсем помрачнел.

— Так-таки обо всех?

— Именно. О людях, инопланетянах, искусственном интеллекте, промежуточниках, комбинантах. Покажите мне существо, которое в состоянии думать, и я докажу вам, что ему нельзя доверять.

Собеседник явно пытался понять, насколько серьезно она говорит.

— Но вы же сами мыслящее существо, Советница!

— Да. Я мыслящее существо, а потому не являюсь исключением.

— Хм-м-м. Значит, у вас довольно ограниченный выбор, когда речь идет о друзьях?

— Только по одной причине, — сказала Андреа и посмотрела ему прямо в глаза. — Я никогда не старалась их приобрести.

Китобой отвернулся и принялся всматриваться в пустое пространство впереди — делая вид, будто следит за управлением глиссера. Корт поверила бы, если б не видела, что перед началом полета он задал направление автопилоту. Через некоторое время, не глядя на нее, Роман подал голос:

— Вы не обидитесь, если я скажу, что ваши слова меня огорчили?

— Нет, — ответила она, — вы имеете право на любые чувства. К счастью, после этого Китобой умолк.

Но через полчаса вновь раздался голос.

— Советница! — Да?

— Я должен спросить вас: тчи сказал, что вы оказывали предпочтение людям в большинстве случаев, с которыми сталкивались. Это правда?

Обрадовавшись тому, что они наконец заговорили о деле, Андреа убрала с лица прядь черных волос и ответила:

— Нет. Это сильное преувеличение.

— Я так и подумал, — сказал Китобой не слишком искренне. Андреа покосилась на него и сообщила:

— Дела, которые мне удалось перевести в наш суд, не имели никакого отношения к преступлениям, совершенным против разумных представителей других миров. Они произошли на чужих территориях, но жертвами были люди, а причиной — разногласия между служащими Дипломатического корпуса, начиная от мелких краж и кончая одним абсолютно идиотским убийством. Представители местных властей могли взять на себя исполнение правосудия — если бы захотели, но мне удалось убедить их, что люди являются пострадавшей стороной, следовательно, подлежат нашему суду.

— Жаль, что вам не удастся проделать то же самое в данном случае, — заметил Китобой.

— Мне тоже жаль, — проговорила Корт. — Это значительно облегчило бы нашу задачу.

— Вы когда-нибудь оставляли преступника, вроде Сэндберга, в руках местных властей? — поколебавшись, спросил Китобой.

— Мне еще не приходилось встречаться с подобными типами. — Ей в голову тут же пришла непрошеная мысль: «Я встречалась с гораздо более жуткими индивидуумами. И сама я не лучше его». — Но не так давно мне пришлось разбираться с одним делом. Служащий Дипломатического корпуса путешествовал пешком по стране, попал в грозу, спрятался в пещере и помочился там. Какой-то пилигрим это увидел и обвинил нашего соотечественника в осквернении святой гробницы. Наказание — публичная порка. Мы даже не стали возражать: нарушитель оказался человеком ответственным и сказал, что готов вынести двадцать кнутов, если того требуют местные правила. Мы дали ему обезболивающее, а когда все закончилось, предложили новое назначение. По правде говоря, инцидент помог ему в продвижении по службе. Если я не ошибаюсь, он стал послом.

— Двадцать кнутов… Это не такая уж великая кара.

— Мы считали, что он вообще не заслужил наказания, — ответила Корт. — Место, о котором шла речь, не было помечено на картах и никогда не упоминалось ранее. Но и в этом случае были вынуждены согласиться. Сэндберг же… Голос ее прервался.

заслуживает любого наказания, которое придумают для него местные власти, — закончил Китобой.

— Вы знали его? — спросила Корт.

— Знал ли я его?.. Мне кажется, никто его не знал. Иначе мы выгнали бы его отсюда взашей!

— Но все-таки как-то вы общались? Китобой задумался над ее вопросом.

— Разговаривал с ним пару раз. Он держался вежливо. Пытался быть дружелюбным. Но сказать ему было нечего. Все, что он произносил, казалось каким-то… пустым. Словно его речь прошла цензуру некоего комитета, который изо всех сил старался сделать так, чтобы ни одно важное слово не сорвалось с губ Сэндберга. — Романа передернуло. — Не знаю. Может быть, именно так он пытался казаться нормальным. Может быть, за фасадом пресного человека Сэндберг сознательно прятал свои жуткие страсти.

— Может быть, — сказала Андреа, пытаясь сопоставить слова Китобоя с наглым поведением Сэндберга во время их встречи.