Татьяна Кузнецова - Беспокойное путешествие

Энна, заметив внимание Тротби, снова улыбнулась ему. Впервые за долгие луны в её душе воцарился мир: рядом был Шон, надежный товарищ и добрый попутчик, вокруг дырявые стены заброшенного дома, за ними дождливая беспросветная ночь, в середине комнаты костер, на тряпице аппетитные куски жаркого, перед глазами прекрасное лицо Тротби...

Жизнь. Порою можно почувствовать себя на вершине счастья. Все-таки можно... Хотя бывает, вершина счастья складывается из совсем простых вещей, таких как нынешний мирный уют и плечо друга рядом...

Если б Энна всегда думала иначе, её жизнь могла бы уже закончиться, и сие было бы только истиной и необходимостью. Но она знала, что есть такие мгновения, ради которых приходится проживать длинную череду утомительных, мрачных, тяжелых дней. И пусть плата непомерно велика, она согласна платить, если только... Нет, никаких условий судьбе Энна не ставила. Находясь на вершине счастья в полуразрушенном доме, она желала лишь продлить время, растянуть эту черную ночь хотя бы за счет светлого тихого утра...

- Заяц готов! - повторил колобок, протягивая хозяину самый лучший, самый толстый кусочек.

Тротби взял его машинально, сунул в рот и начал медленно жевать, почти не ощущая вкуса.

Меланхолическое настроение словно зараза передалось Шону от Тротби и Энны. И он, кусая заячью лапку, задумчиво смотрел в огонь; и ему эта ночь казалась особенной, нисколько не похожей на предыдущие, что, в общем, было довольно странно для такого бывалого бродяги. Ведь Шон в своих странствиях встречал великое множество самых разных людей и пережил ещё большее множество самых разных ночей. А впрочем, душа его всегда была открыта для чувств...

Колобок же, несмотря на добродушнейший вид, остался непоколебим. Его в данный момент интересовал только заяц, коего он и уплетал с видимым удовольствием. А когда Энна, отвлекшись от мыслительного процесса, спросила у Тротби о близкой, но незнакомой ей стране под названием Хос, Гуччо вызвался описать все красоты родного ему края.

- Позволь, я расскажу, месьор? - он умильно заглянул в глаза хозяину. - Я не буду многословен, поверь.

Тротби ничего не имел против.

- С великодушного позволения месьора наследника я начну свой рассказ, - важно молвил польщенный всеобщим вниманием колобок (а Шон тоже приготовился внимать его речам). - Первые годы жизни моего хозяина (все, что было со мной до его появления на свет - сущая несообразность, скучная и дурная) мы провели в чудесной стране, что называется скромно и мило - Хос. Хос, как вам известно, находится между некрасивым Эганом и уродливым Тимом точно как сияющий бриллиант между осколком гранита и замшелым булыжником.

Владения высокородных Бадов, рыцарей Золотой Звезды, простираются от северных гор до самого Артонаса. Увы, ныне эти плодородные земли утратили истинного хозяина, коим является мой господин; сейчас ими управляет наместник Гуго Дагор - странный человек, между прочим... Хотя, сие несколько иная история.

Так вот. Когда двадцать два года назад я - бедный, но благородный рыцарь...

Энна, уже успевшая позабыть свое бесславное поражение в битве с колобком, уставилась на него в изумлении.

- Ты рыцарь?

- Да, - с достоинством ответствовал он. - А что, не похож?

- Не похож, - бестактно отрезала юная воительница. - Ты маленький и толстый. Рыцарь должен быть строен, быстр и ловок как тигр.

- Я тигр, - заверил девушку колобок. - Воистину тигр, госпожа Энна. Да вот хоть у хозяина спроси.

- Он тигр, - усмехнувшись, подтвердил Тротби.

- Не суди по внешнему виду, Энна, - добавил Шон. - У моего отца был конюший - огромный парень с железными кулаками и сумрачным взором. Он без труда поднимал на своих плечах двухгодовалого быка, рвал цепи и мог одним ударом свалить с ног лошадь. Но однажды на наш дом напали кочевники. Их было человек пятнадцать против дюжины слуг. Помню, даже старик повар бросился на бандитов с черпаком наперевес, даже птичница, прикрываясь ведром, лупила их палкой и осыпала проклятьями... И, клянусь, я не поверил своим глазам, когда увидел, с какой скоростью наш силач удирает через задний двор в поле... В сумрачном взоре его бился страх недорезанной свиньи...

Шон одобряюще улыбнулся маленькому Гуччо и умолк, кажется, вновь увлекшись мысленным путешествием в неведомые миры.

- Так что я рыцарь, - заключил тему колобок, - пусть толстый, зато не рыхлый, а тугой. Ты можешь протянуть руку, госпожа воинственная Энна, и пощупать мой бок или живот (я уж не говорю про мускулатуру груди и шеи), и тогда ты убедишься в исключительной крепости моего тела.

А теперь с вашего согласия я продолжу свое повествование. Полное имя мое - Гуччо Мариза Нелидо Фан Миакка. Я хосиец, мне пятьдесят лет. Я никогда не был женат, и детей не имею. Мой господин - моя семья, а более мне никого не нужно.

Двадцать два года назад я вернулся в Хос из дальних странствий, пришел к месьору Анжелиасу и пал к его ногам. "Я готов служить тебе верой и правдой, о господин! - воскликнул я, пытаясь облобызать его железный сапог. - Прости меня и возьми к себе!" Да, я был виноват... Я, вассал, в юности нарушил клятву, сбежав из родной страны на запад. Я утратил честь рыцаря, в веселии и разврате проводя время. А когда, спустя годы, в затуманенном мозгу моем наконец мелькнуло воспоминание о месьоре Анжелиасе и его благочестивой супруге, мне вдруг открылась истина...

Он простил меня; он вернул мне тот крошечный клочок земли, коим владели мои предки; он заново выстроил мне дом; он взял меня на службу в свой великолепный замок, где и провел я те счастливейшие двенадцать лет, о которых буду помнить всегда.

Через несколько лун после моего возвращения Винченса, дочь Килина и супруга моего господина, произвела на свет сокровище, кое сидит сейчас рядом со мной и сонно моргает своими прекрасными глазами. Лишь только я увидел его в первый раз, такого маленького, беспомощного, сердце мое дрогнуло и осталось с ним навсегда. Мне некого было любить все годы моей глупой беспутной жизни, но счастье, видимо, ещё не покинуло меня. Судьба распорядилась так, что в тот момент в замке моего господина не было надежного человека для воспитания юного месьора...

- Все же ты слишком многословен, Ги, - вежливо заметил Тротби, еле сдерживая зевок. - Раньше ты умел говорить коротко...

- Я и теперь умею, месьор наследник, - надулся колобок. - Но красноречие есть искусство, которым в наше смутное время владеет один из тысячи, и, поскольку я и есть тот самый один из тысячи - иных, косноязычных, я...

- Гуччо!

- Ну, хорошо. Я пропущу те благословенные двенадцать лет и продолжу повествование с того дня, когда после внезапной кончины Анжелиаса Бада и его несравненной супруги мы - то есть месьор наследник и я - уехали в Тим...