Стив Альтен - Послание майя

Кроваво-красная пирамида венчала город, ее поверхность сияла драгоценными камнями. Тысячи фанатиков столпились у ее подножия. Десятки жертв ждали своей участи.

Вукуб-Какиш поднялся на верхнюю площадку, его голос загремел над остатками города:

— Я велик. Я стою выше всех творений человека. Я солнце и луна, я свет и тьма. Я дорога и опора народа… Я победитель. Приведите мне женщину Чилам Балама.

Женщину, выкрашенную в синий, провели по ступеням храма, и с ее появлением толпа затихла. Четыре жреца уложили ее на каменный алтарь и, отводя глаза, закрепили руки и ноги.

Вукуб-Какиш похотливо оглядел Женщину Кровь и вогнал обсидиановый нож под ее левую грудь. Засунув руку в рану, жрец вырвал из тела бьющееся сердце и подал одному из помощников, который выдавил кровь на каменную статую.

Вукуб-Какиш швырнул безжизненное тело женщины на ступени храма, и оно покатилось вниз, туда, где сгрудились младшие жрецы. Те быстро сняли с трупа кожу, оставив кисти и ступни.

Сын Вукуб-Какиша набросил эту кожу на себя, завернулся в нее, как в плащ, и затанцевал перед зрителями, будто передразнивая погибшую.

— Обыщите горы и побережье. Приведите мне Хун — Ахпу и Шбаланке. Сыновья Чилам Балама до следующей луны подтвердят мое величие своей кровью.

Туман вернулся, скрывая долину. Чилам Балам упал на колени.

— Я умер?

Бледный воин с белыми волосами и бородой повернулся к нему.

— Чилам Балам умер, но душа, жившая в его теле, возродится в другом. Ты готов продолжать путь?

— А моя любимая?

— Она тоже возродится.

— Наши пути вновь пересекутся?

— Если вы того заслужите.

— Тогда отправь меня к ней, но сначала скажи мне свое имя.

— Меня зовут Джейкоб. Я твой брат.

Очнувшись от лихорадочного сна, Иммануэль Гэбриэл открыл глаза. Сердце колотилось, как бешеное, в горле он почувствовал трубку искусственных легких. Приоткрыв глаза, он сквозь слезы увидел человека, похожего на молодого Митчелла Куртца, который менял ему капельницу.

В его кровь медленно вливались теплые волны, уносили лед, возвращали разум в блаженную пустоту.

Самую тяжелую ношу Бог возлагает на тех, кто способен ее нести.

— С тяжелым сердцем, но непоколебимой уверенностью я передаю свой пост и полномочия президента вице-президенту Эннису Уильяму Чейни. Пусть Бог благословит нового президента, его семью, администрацию и всех граждан Соединенных Штатов Америки.

Пластиковый контейнер с бейсбольным мячом, на котором расписался Тед Уильямс, врезался в широкий плазменный экран и сбил его с подставки на мраморный пол.

Пьер Борджия шарил по столу, пытаясь найти, что бы еще бросить. Потянулся к полупустой бутылке «Джека Дэниэлса», допил виски и швырнул бутылку в фото Анселя Адамса на фоне национального парка Йосемити, но попал в стену.

Зазвонил мобильный. Борджия посмотрел на номер. Застонал и принял звонок.

— Что?

— Это ничего не меняет, сынок. Поверь мне.

— Поверить тебе, дядя Джо? Марион Ралло стал вице-президентом, Чейни уже просил моей отставки. А что до войны — жди, что он отзовет войска к январю, как раз к саммиту ООН.

— С этим разберутся. Куда больше меня беспокоит проблема, которую ты устроил себе в Майами.

— Нет никакой проблемы. Кто бы ни увез Аглера, он должен был выбросить мертвое тело в Эверглейдс. Что до девчонки, то ведется охота по всему штату, и она наверняка тоже скоро умрет.

— А охранник?

— В смерти Раймонда шериф обвинил Аглера. Я все сказал. Что еще тебе от меня нужно?

— Ты так и не смотрел пленку?

— Какую пленку?

— Пьер, ты не проверял ни почту, ни мои сообщения? Я отправил тебе выдержку из записи камер слежения.

— Я видел оригинал, дядя Джо. Не на что было смотреть.

— Там было размытое пятно через секунду после того, как открылась дверь лифта. Это пятно в раскадровке превращается в Сэмюэля Аглера.

Пьер мигом протрезвел.

— Мой человек ввел Аглеру кардиальный ингибитор, он никак не…

— Его глаза были синими, как у Нордика, он двигался в высшем слое реальности, когда ударил того придурка, Раймонда. Твой охранник умер не от внутреннего кровотечения, Пьер, его органы просто взорвались.

— Если Аглер все еще жив, он попытается найти жену и дочь.

— Именно. И я хочу, чтобы ты вернулся в Грум-Лейк. В Далласе тебя ждет частный самолет.

— Я не могу просто так взять и уехать. Если что-то случится с Чейни, я должен быть на месте.

— Неверно, причем сразу по двум причинам. Первая: в том состоянии, в котором ты сейчас находишься, я бы не советовал появляться перед камерами. И вторая. Аглер не знает, где его жена и ребенок, так что гоняться он будет за тобой.

— А-а-а-а!

Иммануэль Гэбриэл вскинулся на кровати и завопил от обжигающей боли под левой лопаткой.

Митчелл Куртц выдернул иглу из его сердца.

— Прости, приятель. Мне приказали тебя разбудить. Адреналин в сердце показался мне самым быстрым способом.

Мэнни хватал ртом воздух, пытаясь вытрясти из ушей назойливый вой сирены. Его слишком трясло, а горло слишком пересохло, чтобы ответить.

Куртц словно прочитал его мысли и прижал к его губам горлышко бутылки с водой.

Мэнни отпил, поперхнулся, выпил еще — и удивленно распахнул глаза, когда в комнату вошел молодой Райан Бек.

— Мужик, ты не поверишь, что за дерьмо только что случилось. Он очнулся?

— Пытается. Где Дом и Мик?

— На пути сюда.

— Поднимай его на ноги. Посмотрим, сможет ли он идти. — Куртц повернулся к Мэнни. — Кто-то подослал к тебе убийцу. Тот вколол тебе сильный быстродействующий реагент, блокирующий сердцебиение. Ты пробыл в коме четыре недели, и по логике вещей должен был умереть. Но ты как-то смог замедлить свое сердце, яд добрался только до бедренной артерии. Тебе повезло, что Мик вызвал меня, а я знаком с этим веществом и мог подсказать, как тебя лечить. Из Доджа мы тебя вытащили через два часа. Сейчас ты в Наска, в Перу. Этим утром начался ад, так что мы рискнули тебя разбудить.

— Какой… сегодня день?

— Пятница.

— Он про число спрашивает, — Бек подставил Мэнни плечо, помогая подняться. — 21 декабря. Кстати, я Бек, а это Куртц. Мы работаем на президента Чейни.

— Я знаю, кто вы. Я знал вас с того дня, когда мне предстоит родиться.

Куртц за его спиной покрутил пальцем у виска.

— Соль и Перец, так вас называли мы с братом. Митч, когда я в последний раз тебя видел, твои волосы были седыми, как соль, и ты представлялся женщинам кинопродюсером, чтобы затащить их в постель. Перец стал дедушкой, в свои шестьдесят пять он все еще был здоровяком.