Игорь Росоховатский - Прыгнуть выше себя

— День добрый, шеф! — приветствует он Георгия Иннокентьевича, с любопытством зыркая на Варида.— Начинаем с веранды, как вы пожелали.

— Цемент подвезли?

— Ага. Материалы подают первый сорт, грех жаловаться. И то сказать, не РСУ же...

Оба засмеялись. Георгий Иннокентьевич, будто только и ждал повода, залился своим захлебывающимся смехом, смачно приговаривая:

— Не РСУ, не РСУ... Сказал — как завязал!

Глядя на них, и Варид улыбается. Ему приятно наблюдать, как люди так заразительно смеются, хотя он и не понимает причины веселья.

Выбрав момент между приступами смеха, Георгий Иннокентьевич спрашивает:

— Долго еще?

— Недельки полторы-две, думаю. Вкалываем, как черти.

Георгий Иннокентьевич наклоняется к самому уху крепыша, проговаривает:

— Надо бы сегодня закончить, бригадир.

Тот отшатывается, удивленно выкатив бледно-голубые, почти прозрачные глаза, утирает пот со лба, и этим движением будто сразу стирает улыбку со своего лица.

— Ну и шуточки у вас, шеф, и так вкалываем без передыху.

— Я не шучу.

Бригадир моргает редкими вылинявшими ресницами.

— Да как же это возможно? Ну ежели дармовой стройотряд подкинешь...

— Подкину монет и одного работничка.

Бригадир скользит взглядом по Вариду, пожимает плечами:

— Что-то я в толк не возьму, шеф, к чему ты клонишь?

— К тому и клоню. Вот Варид вам поможет, чтобы к вечеру все закончить.

— Варид... Не русский, значит, не нашенский, импортный какой или из кавказцев? А оно хотя бы трижды импортный, хоть какой фирмовый мастер, один — он один и есть. А для твово сро ка десяток молодцов нужно. И чтобы все — фирмачи, все — мастера по высшему классу.

— Он один десяти и стоит.

— Таковский мастер? — с недоверием вглядываясь в новенького, говорит бригадир.— И штукатур, и плотник, и у попа работник? А хотя бы и так, все едино, за день — невозможно. Это ж тебе не в сказке терем рубить...

— Ты вот что, бригадир,— заговорщицки подмигивая Вариду, произносит Георгий Иннокентьевич,— для начала покажи ему, как и что делать. А то ведь он с плотницким инструментом, да и с кельмой, думаю, столкнется впервые в жизни.

— Как же так? — вконец растерялся бригадир.

— А так, сам увидишь,— покусывая губы и тем сдерживая гордую улыбку, молвит Георгий Иннокентьевич.— Да и я гляну. Давай, Варид, показывай, на что способен.

— Я просто возле каждого постою, понаблюдаю,— обращается к бригадиру Варид.

— Эх, шутники, никак не уразумею вашей игры. Ну да ладно, игра сама себя покажет. Идем, наблюдатель! А вы куда?

Два человека, несшие раствор, завидев Варида, оставили бадью и куда-то скрылись.

— Чего вдруг? — удивился бригадир и обернулся к Георгию Иннокентьевичу.— Если новенький похож на подсобников, которых ты прислал, проку от него немного.

Варид молча поднимает бадью и несет ее к каменщикам.

Все поворачиваются к нему, побросав работу.

— Не надорвешься, парень? — спрашивает коренастый молодой каменщик, очень похожий лицом на бригадира.

— Чистый тебе бульдозер,— басит верзила с короткой прорезью рта над квадратным подбородком, и кличка «бульдозер» сразу прилипает к Вариду.

— Давай, давай, работнички, чего уставились? — подает голос бригадир, устыдившись своей растерянности.— Не видели рекордсменов-штангистов, что ли?

Варид аккуратно ставит бадью на предназначенное для нее место — и когда только успел подметить его? — и становится рядом. Его взгляд перебегает с одного работника на другого.

— Вроде бы только сейчас учится. Да ведь меня на мякине не проведешь. Вид такой делает, да? — спрашивает бригадир у Георгия Иннокентьевича.— Зачем это? Цену набиваете? А все едино, платить будете, как договорились!

— Успокойся, буду. И еще прибавлю за старание, мышкам на молочишко,— хлопает его по плечу Георгий Иннокентьевич.

Он сыплет шутками, поглядывая то на бригадира, то на Варида, то на каменщиков, играя в щедрого, остроумного дядю и не давая никому заглянуть в себя.

В полном недоумении бригадир пожимает плечами, и тесная спецовка на нем трещит.

А Варид уже берет свободную кельму. Кирпичи с непостижимой скоростью, словно сами собой, прыгают из его рук в кладку. Каменщикам остается лишь подравнивать ее. Затем он отправляется помогать кровельщикам, и молоток, будто прилипший к его руке, кажется чудо-инструментом, листы жести распрямляются, как бумага, а черепица укладывается на свои места, как поставленные на попа костяшки домино, если ткнуть первую из них.

Остальные члены бригады, помня об условиях распределения заработка, стараются не глядеть на «бульдозер», но удержаться трудно, и под разными предлогами то один, то другой откладывают свою работу, чтобы понаблюдать за ним.

Посмеиваясь в усики, Георгий Иннокентьевич уезжает, пообещав обеспечить доставку облицовки и щедро расплатиться со всеми. Бригада продолжает трудиться, вначале люди выбиваются из сил, стараясь не отстать от новенького, пока каждый не убеждается, что это невозможно. Если бы Варид прислушался, то уловил бы в удивленном шепоте нарастающее недовольство.

Впрочем, он заметил, с каким напряженным старанием трудится неподалеку молодой парень с унылым длинным лицом, на котором, как украшение, выделяются кустистые брови. Пот заливает ему глаза, и он утирается рукавом куртки. Подражая «бульдозеру», он пытается сам поднять балку. Варид вовремя подхватывает ее, иначе она придавила бы бровастого.

— Спасибо, брат,— побледнев, молвит парень.

При слове «брат» Варид вздрагивает и внимательно осматривает спасенного с головы до ног.

— Не царапнуло меня, браток, не беспокойся,— по-своему поняв его взгляд, говорит парень.— А если бы не ты...— Он горестно машет рукой.— И все из-за треклятых монет. Боюсь, с твоим приходом обидят меня, долю урежут,— признается он.— А за тобой, браток, никак не угнаться.

— Что значит «долю урежут»? Из-за меня?

— Ну, а как же, большую часть огребешь, что же нам останется? Оно, конечно, ты не пиявишь, как бригадир, принцип справедливый, ничего не скажешь — каждому по труду, да нам его соблюдение — шмяк по карману. Сколько ж ты себе выговорил?

— Никак не пойму тебя,— признается Варид, силясь расшифровать сдельщика. Его могучий мозг работает с перенапряжением, но не может отыскать в словарном запасе, хранящемся в памяти, слов «огребешь», «шмяк», а самое главное — проникнуть в смысл фраз, составленных по законам грамматики, которые и он учил, но состыкованных как-то иначе, непонятно и непостижимо.

— Ну, из общей пайки, какая твоя?

— Какой пайки? Паять можно простым паяльником, «пистолетом», автоматом-пистолетом с температурным дозиметром...

— Стоп! Не в ту степь.

— Какая степь, если вокруг — сад,— с тоскливым отчаянием оглядывается Варид.