Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

В тюках была большею частью женская одежда, дорожные прибор, и коробочки с женскими украшениями. Шаваш раскрыл одну из коробочек, - и из нее выпрыгнула маленькая золотая птичка, с рубиновыми глазками и крыльями, усыпанными топазами. Это была та самая птичка, которая качалась в волосах госпожи Лины, когда Шаваш увидел ее в первый раз. Шаваш заплакал.

Нан распорол последний тюк и вынул из него шкатулку с документами. Вытащил документы, просмотрел их и сунул в рукав, который был цел.

Снаружи зазвенели голоса: кто-то, видно, заметил разбившегося Иммани, и это естественно возбудило в людях любопытство. Шаваш сказал:

- Я сидел на тополе и заметил, как Иммани прошел в дом Айр-Незима. Кроме этого, я видел там короля Аннара.

- А пирожника ты в переулке не заметил? - спросил Нан.

- Нет, - сказал Шаваш, - я на короля глядел.

- В следующий раз, - сказал Нан, - гляди не только на королей. Это был мой сыщик. А то откуда бы я узнал, в какую сторону побежал Иммани?

Весь этот день сын господина Андарза, Астак, провел в библиотеке. Стены библиотеки были украшены гобеленами с рисунками из жизни империи, подаренными Андарзу государыней Касией. На одном из гобеленов был изображен круглый город, опоясанный рвом. Рядом с городом стоял Андарз с мечом в руке, а перед ним на коленях стоял мятежник Идайя. Мятежника Идайю было легко узнать по черной туче над головой.

Астак сидел, подобрав ноги, и смотрел на мятежника и на тучу. К вечеру это занятие ему надоело. Он вышел в сад, а оттуда - за ворота. Никому не было до него дела: слуги плели языками о Линне. Вот также, семь лет назад, они судачили о его матери. Кто-то сказал, что Иммани сбежал в Осую, и что Нан арестовал его в тот самый миг, когда тот садился на корабль.

Ноги сами привели Астака к гостинице, где произошло убийство: у входа стояли желтые, как сердечко ромашки, стражники в парчовых куртках, а вокруг них собралась разноцветная толпа, интересующаяся несчастиями высокопоставленных лиц.

Толпа густела; прошел слух, что гостиницу будут разорять, как гнездо разврата, и представители многих городских шаек явились поглядеть, нельзя ли будет принять участие в разорении. Через час вывели на поводке содержательницу гостиницы, а за ней несколько гостей, связанных попарно.

И вдруг из толпы зевак вылетела женщина в пуховой юбке, вцепилась в одного из гостей и заорала:

- Люди добрые! Ведь это же мой муж! Ах ты негодяй, а сам сказал, что в храм поехал! Теперь вижу, куда деньги деваются!

И полезла в глаза привязанной к мужу девице. Стражники отпихнули ее и заверили:

- Ничего, мы его тебе отдадим! Накажем да отдадим!

Тут баба насторожилась:

- Накажете? А как?

- По новому закону каждому преступнику рубят ту часть тела, которой он грешит: клеветнику - язык, мятежнику - голову, вору - руку, а прелюбодею сама знаешь что.

Надо сказать, что стражники шутили, но откуда неграмотной бабе знать новые законы! Она опешила и заверещала:

- Да что что же он мне без этой штуковины!

Толпа вокруг заволновалась. Многие сочувствовали горю женщины: а у многих прямо-таки зашевелились штаны, когда им сказали, что они каждую ночь совершают мятежный акт против правительства. В этот-то миг один из лавочников, пришедший посмотреть бесплатный спектакль, сунул руку за пазуху и обнаружил, что зрелище вышло не такое уж бесплатное, так как у него срезали кошелек:

- Воры! - заорал лавочник.

- Воры, - подхватила толпа, отнеся возглас на счет властей.

Женщина бросилась на стражников, выдирая у них своего мужа, лавочник стал пихаться, в одно мгновение строй стражников был прорван, а глупая толпа заметалась, разевая глотку:

- Долой Нарая!

Свиной Зуб, и некоторые другие охотники за чужим имуществом, бывшие в толпе, пользуясь случаем, бросились отнимать у стражников узелки, которые те вынесли из опечатанного дома. Астак чувствовал себя очень неудобно. В этот миг раздался крик:

- Лицеисты! Лицеисты! Стражники!

Астак полетел вместе с толпой к набережной, запнулся о корень и упал в кусты.

- Астак, ты чего здесь делаешь! Уходи, заметят!

Астак выдрался из куста: над ним стоял один из его старых лицейских товарищей, сын министра Мнадеса, с большими от изумления глазами и с золотой повязкой на правой руке.

Астак повернулся, чтобы бежать, но было уже поздно: из-за угла показались трое лицеистов в сопровождении конного стражника.

- Это кто такой? - обалдел стражник, глядя на нарядного юношу.

- Это сын взяточника Андарза! - заявил предводитель лицеистов. Он-то и мутил народ!

- Вовсе я не мутил народа, - сказал Астак.

- Что ты врешь! - Разве народ сам может взбунтоваться против справедливого чиновника? Ты и устроил беспорядки!

Сыщики в беспокойстве завертели головой. Это были простые представители народа, добродушные в меру своей профессии; и, как и многим, им казалось, что все эти лицеисты с их повязками и знаменами выдуманы Нараем из сора и мелкой пыли, и что господин Андарз обратит их обратно в пыль, когда захочет.

Не таков был предводитель лицеистов: его звали Лахар, это был мальчик из бедной чиновничьей семьи. Раньше он немного заискивал перед Астаком, и ему было тяжело вспоминать об этом. Он был очень беден, и никак не мог забыть, как однажды зимой мальчики из высоких семей затеяли кидать фруктами в зимних птиц, - по реке неслись пластины льда, похожие на осколки мрамора, и на стылую землю шлепались красивые крутобокие персики и крупные, цвета свиной печенки сливы. Лахар глядел на эти персики, Астак повернулся и сказал: "Смотрите, он хочет съесть наши сливы!"

- Арестуйте его! - заявил Лахар, - он устраивал беспорядки, раздавал народу золото, радея о своем отце!

- Лахар! - с тоской сказал Астак, - я не сын Андарза! Я сын человека по имени Идайя, которого Андарз оклеветал и убил! Я всю жизнь хотел отомстить за отца!

- Вы слышали? - заявил Лахар, - он признался, что он не сын взяточника Андарза, а сын казненного мятежника! Арестуйте его!

"Ой, в какую плохую историю я влип", - с тоской подумал сыщик.

Через полчаса изумленного и перепуганного Астака втолкнули в камеру главной городской тюрьмы, страшного места, населенного изможденными узниками и упитанными крысами. Астак плакал и метался, как мышь в кувшине. "Это все проделки Лахара, - думал он, - Лахар даже на экзаменах передергивал, - стоит только Нараю или Нану узнать о происшедшем, как они тотчас же выпустят меня, а Лахара сурово накажут!

Спустя час узкая, как крышка гроба, дверь растворилась, и на пороге показался господин Нан. Он был немножко бледен, и левая рука его была замотана в кокон, напоминая личинку шелкопряда.

- Господин Нан! - бросился к нему Астак, - я ни в чем не виноват! Это все проделки Лахара! Он сердит на меня за то, что я не дал ему персика!