Говард Лавкрафт - Герберт Уэст, реаниматор

Несмотря на алогичность рассуждений, свойственную Уэсту, он не достиг такой зрелости, чтобы понять консерватизм, свойственный профессорам и преподавателям - эдакому продукту пуританизма, - благополучным людям, не лишенным поэзии, честности, иногда благодушия и любезности, но всегда ограниченным, нетерпимым пленникам традиций, чуждым новых, смелых открытий.

Уэст, обладая подвижным умом, несмотря на свои удивительные познания, не смог проявить достаточно терпения к д-ру Хэлси и его эрудированным коллегам. Он подпитывал свое все возрастающее злопамятство желанием доказать свою собственную правоту этим уважаемым, но ограниченным господам самым скандальным и аффектированным образом. Как и у каждого молодого человека, его мысли останавливались то на жестокой мести, то на полном триумфе над противником и под конец на великодушном его прощении.

Именно тогда и обрушилось на город это бедствие, несущее смерть, исходящее из кошмарных окрестностей Тартарии. Мы оба, Уэст и я, как раз получили дипломы, когда появились первые признаки эпидемии. Мы остались на летние занятия для дополнительных работ и, естественно, были в Аркане, когда несчастье постигло его жителей.

Несмотря на полученные дипломы, мы еще не имели права практиковать. Однако обстановка в городе потребовала приступить к исполнению обязанностей, так как число случаев заболевания возрастало. Положение было почти безнадежным, и смертельные исходы следовали с такой быстротой, что похоронные бюро не успевали выполнять свои печальные обязанности.

В спешке никто и не думал бальзамировать трупы, и кладбище Крист Чеч было завалено гробами, Уэст часто думал об этом. Какая ирония судьбы! Такое большое количество только что покинувших этот мир людей и вместе с тем ни одного экземпляра, пригодного для исследований. Мы очень уставали, и громадное нервное и умственное напряжение болезненно изменило мысли моего друга.

Противники Уэста также были вовлечены в тягостные события. Университет практически закрыли, и все преподаватели медицинского факультета были направлены на борьбу с эпидемией тифа.

Д-р Хэлси выделялся среди других своим стремлением приносить себя в жертву, занимаясь теми больными, от которых отказывалось большинство его коллег. Не прошло и месяца, как дерзкий декан превратился в настоящего героя, преодолевающего усталость и нервное напряжение и не заботящегося о своем состоянии. Уэст не скрывал восхищения смелостью своего противника, но он еще больше укрепился в мысли доказать ему справедливость своей удивительной теории. Воспользовавшись беспорядком, царившим на факультете, и введенными муниципалитетом санитарными правилами, Уэсту удалось однажды ночью тайно перенести в лаборатории для вскрытий достаточно "свежий" труп и впрыснуть ему в вену руки в моем присутствии усовершенствованный раствор.

"Пациент" действительно открыл глаза и так страшно уставился в потолок, что души наши затрепетали от ужаса. Затем он снова погрузился в сон, и никакие наши усилия не смогли вывести его из этого состояния. Уэст объяснил неудачу тем, что стоявшая летняя жара оказала на труп неблагоприятное воздействие. В этот раз из боязни быть уличенными мы отказались воспользоваться факультетской лабораторией для кремации трупа.

Своего зенита эпидемия достигла в августе. Мы оба, Уэст и я, смертельно устали, а д-р Хэлси действительно умер 14 августа. Все студенты присутствовали 15 числа на его спешных похоронах и возложили на могилу огромнейший венок, который все же оказался меньше того, который был данью уважения жителей Аркама и отцов города. Похороны вылились в своего рода общественное мероприятие, ведь д-р Хэлси был широко известен своей благотворительностью. Церемония настолько нас утомила, что едва она окончилась, как мы направили свои стопы в бар Комммершл Хауз. Именно там Уэст, хотя он и был сильно подавлен смертью противника, снова заговорил о своей удивительной теории. Наступал вечер, и большинство студентов разошлись по своим делам, Уэст же убедил меня провести еще одну "незабываемую" ночь... Хозяйка, у которой Уэст снимал комнату, видела еще одного субъекта, которого мы тащили на своих плечах, возвращающимися около двух часов ночи. Она не преминула заметить своему мужу, что мы, несомненно, неплохо погуляли и выпили. Эта сварливая мегера имела все основания для подобного заявления, так как за три часа до рассвета весь дом был разбужен криками, доносившимися из комнаты Уэста. Когда хозяева выломали дверь, то увидели нас обоих, лежащих без сознания на заляпанном кровью ковре, побитых, исцарапанных и истерзанных, среди осколков стекла и разбросанных инструментов. Лишь открытое окно указывало на то, куда мог исчезнуть злодей, и тут же возникал вопрос, в каком состоянии он был после этого фантастического прыжка с третьего этажа. В комнате на полу были разбросаны предметы какой-то странной одежды. Придя в себя, Уэст заявил, что они не принадлежат незнакомцу, а являются лишь образцами для бактериологического анализа и используются при обнаружении разносчиков болезни. Он приказал сжечь их как можно скорее. В полиции мы заявили, что не знаем имени нашего позднего гостя. По словам Уэста, это был симпатичный незнакомец, который повстречался нам в баре. Мы великолепно развлеклись, и ни я, ни Уэст не хотели бы, чтобы у нашего приятеля возникли какие-либо неприятности.

В ту же ночь в Аркане произошло еще одно ужасное событие, которое в моих глазах затмило даже эпидемию.

Кладбище Крист Чеч явилось ареной жестокого убийства: кладбищенский сторож был зверски убит, и его раны наводили на разные мысли относительно их происхождения. Было ли это делом рук человеческих? После полуночи жертву видели еще живым и невредимым, а на рассвете нашли его труп. Был допрошен директор городского цирка, находящегося неподалеку, но он поклялся, что ни одно животное не покидало ночью своей клетки.

Те, кто нашел тело, заметили полоску крови, ведущую к кладбищу, где на цементе прямо перед входной решеткой имелась маленькая лужица крови. Еще одна небольшая полоска крови вела к лесу, но вскоре следы потерялись. В следующую ночь какая-то злая сила гуляла по крышам Аркама под сумасшедшее завывание ветра. Проклятие опустилось на больной город, проклятие, по словам некоторых, еще более ужасное, нежели эпидемия. Говорили даже, что оно приняло облик реального существа.

Какое-то чудовище проникло в восемь домов, сея повсюду ужасную смерть. Семнадцать изуродованных трупов были найдены там, где прошел этот молчаливый монстр-садист. Несколько человек видели его в темноте. Они говорили, что он похож на бесформенную белую обезьяну или человекообразное чудовище. Оно было прожорливо и не оставляло шансов уцелеть тем людям, на которых нападало. Его жертвами стали четырнадцать человек. Еще три находились в домах, пораженных эпидемией. И они также были мертвы.