Джон Варли - Титан (другой перевод)

— Откуда возьмется чувство-лада-среди-братьев/сестер, когда речь идет об ангелах? — Он пропел то самое слово, которое, из целого набора столь же малоподходящих, выбрала Сирокко. «Мир» среди титанид был универсальным состоянием, о котором и говорить было излишне. Что же до мира между титанидами и ангелами, то такого понятия их язык просто не вмещал.

— Наши люди не имеют врагов среди других рас, но воюют между собой, — сказала Сирокко. — И мы разработали методы улаживания таких конфликтов.

— Для нас это не проблема. Мы легко справляемся с враждебными чувствами к себе подобным.

— Вот бы вы нас этому научили. А я со своей стороны хотела бы продемонстрировать методы, которые освоили мы. Иногда стороны настроены слишком враждебно, чтобы сесть и поговорить. В таком случае мы помещаем между врагами третью, нейтральную сторону.

Менестрель сперва заинтересованно поднял брови, затем подозрительно нахмурился.

— Если вы так прекрасно все улаживаете, зачем вам тогда столько оружия?

Сирокко пришлось улыбнуться. Ничто от этих титанид не укроется!

— Затем, что не все так прекрасно. Наши вояки порой пытаются размазать друг друга по стенке. Но мы накопили столь страшное оружие, что долгой войны теперь просто не получится. И за мирный период мы, наверное, немного поумнели. В доказательство могу привести тот факт, что, уже по меньшей мере шестьдесят мириаоборотов имея возможность разнести нашу планету в мелкую пыль, мы так этого и не сделали.

— Шестьдесят мириаоборотов — огромный срок, — пропел Менестрель.

— Я не хвастаюсь. Ужасно жить, сознавая, что погибнуть может не только твоя задомать, не только твои друзья и соседи, но и вся твоя раса вплоть до грудных младенцев.

Менестрель, явно потрясенный, с серьезным видом кивнул.

— Так что выбор за вами. Мы же со своей стороны можем предложить вам или еще больше войн, или надежду на мир.

— Понимаю, — озабоченно ответил Менестрель. — Это трудное решение.

Сирокко решила промолчать. Менестрель понимал, что в его власти узнать про вооружение, которое предлагал ему Джин.

Свеча в настенном подсвечнике уже оплыла и погрузилась во мрак; лишь та, что стояла между ними, озаряла пляшущим светом женское лицо воеводы.

— Но где найти того, кто станет посередине? Думается мне, его очень скоро сразят дротики, брошенные с обеих сторон.

Сирокко развела руками.

— Как официальный представитель Организации Объединенных Наций я бы могла предложить свои услуги.

Менестрель внимательно на нее взглянул.

— Никак не затрагивая достоинства органа-заци-обеде-неных-наци, замечу, что мы никогда о такой не слышали. Почему ее должны интересовать наши войны?

— Организацию Объединенных Наций интересуют все войны без исключения. Хотя сама она ничем не лучше всех нас, вместе взятых, — то есть далека от совершенства.

Менестрель пожал плечами, словно с самого начала так и предполагал.

— Зачем же ты хочешь этим заняться?

— Во-первых, на моем пути к Гее мне все равно придется миновать территорию ангелов. А потом — я ненавижу войну.

Впервые Менестрель показался ей по-настоящему потрясенным. Очевидно было, что авторитет Шир-рок-ко в его глазах резко подскочил.

— Раньше ты ничего не говорила про свое паломничество. Это в корне меняет дело. Боюсь, ты слабоумна, но слабоумие твое свято. — Наклонившись над столом, Менестрель взял в свои большие ладони голову Сирокко и поцеловал ее в лоб. То был самый ритуальный жест, какой Сирокко видела у титанид, и он ее тронул.

— Итак, отправляйся, — пропел воевода. — А я больше и думать не стану о новом оружии. Жизнь достаточно страшна и без выбора того пути, что неотвратимо ведет к разрушению.

Потом он помолчал, явно о чем-то раздумывая.

— Если же по какой-то нелепой случайности тебе и впрямь удастся увидеться с Геей, хочу, чтобы ты спросила ее, почему должна была погибнуть моя дочь. И если ей нечего будет ответить, ударь ее по лицу и скажи, что это от Менестреля.

— Так я и сделаю.

В каком-то странном оживлении Сирокко встала, чувствуя, что куда меньше, чем все последние два месяца, тревожится о своем будущем. Потом направилась было к двери, но напоследок решила полюбопытствовать:

— А что это был за поцелуй? — Менестрель поднял голову.

— Это был предсмертный поцелуй. После того как ты уйдешь к Гее, я тебя больше не увижу.

Роль проводницы и рассказчицы для землян взяла на себя Волынка. Ее задомать, по словам самой Волынки, это одобрила, сказав, что она наберется полезного жизненного опыта. Люди, добавила задомать, самые замечательные существа, что появлялись в Титанополе за многие и многие мириаобороты.

Когда Сирокко выразила желание взглянуть на место ветров неподалеку от города, Волынка навьючила на себя закуску для пикника и два бурдюка с вином. Кельвин и Габи тоже загорелись идти, а Август продолжила свое безразличное сидение у окна, что в последнее время составляло единственное ее занятие. Джин где-то шлялся. Сирокко напомнила Кельвину, что на его попечении находится Билл.

А Билл попросил ее подождать, пока он вылечится. Сирокко вынуждена была ему напомнить, что командует тут пока что она. Становясь от вынужденного заключения мелочным и ворчливым, Билл то и дело об этом забывал. Сирокко могла войти в положение больного, но его покровительственного тона не переваривала.

— Чудный денек для пикника, — пропела Волынка, когда Сирокко и Габи присоединились к ней на окраине города. — Земля сухая. Туда и обратно за пять-шесть оборотов обернемся.

Присев, Сирокко завязала шнурки мягких кожаных мокасин титанидской работы, затем встала и окинула взглядом бурую землю, куда сквозь прозрачнейший воздух тянулся центральный трос Западной Реи — то самое Место Ветров.

— Жаль тебя разочаровывать, — пропела она, — но у нас с подругой уйдет добрый декаоборот на дорогу туда и столько же — обратно. Так что мы собираемся встать лагерем у основания места ветров и принять ложную смерть.

Волынка вздрогнула.

— Лучше бы вы этого не делали. Я всегда так за вас боюсь. Откуда червям знать, можно вас есть или нет?

Сирокко рассмеялась. Сами титаниды никогда не спали. И эту привычку землян находили еще более неприятной, чем знаменитый трюк с вечным балансированием на двух ногах.

— Есть один выход. Ты только не обижайся. Знаешь, на Земле есть животные — именно животные, не люди! — сложением похожие на вас. Мы ездим на их спинах.

— На их спинах? — Поначалу Волынка явно недоумевала, но по мере понимания лицо ее прояснялось. — В смысле, твои ноги по разные стороны… ну конечно, я понимаю! А что, думаешь, получится?

— Если ты не против, я бы попробовала. Дай мне руку. Нет-нет, поверни ладонь… вот так. Сейчас я поставлю ногу… — Сунув ногу Волынке в ладонь, она ухватилась за ее плечо и уселась на широкую конскую спину. Под ней оказалась подпруга, а за каждой ногой — по седельному вьюку. — Ну как, удобно?