Джон Криси - Искатель. 1991. Выпуск №2

— Мистика!.. Чертовщина какая-то — неслышимые звуки.

— Господа, типичный декаданс от науки!

— Стыдно-с! Стыдно-с! А еще морской офицер. Михайлов побледнел, напряг голос:

— И все-таки дайте мне договорить! В каждом организме существуют свои собственные колебательные движения низкой частоты. Самый наглядный пример — наша система кровообращения. Если частота иерозвука близка к частоте пульсации кроветока — я уже не говорю о том, что эти частоты могут совпасть, — то возникает всем известный резонанс. При этом амплитуда сердцебиения может так возрасти, что лопнут артерии! В противофазе же иерозвук может остановить сердце, как элементарный маятник.

Я утверждаю, что влияние иерозвука может распространяться далеко за пределы морского бассейна. За сотни миль от штормового очага люди с больным сердцем или различными психозами начинают чувствовать себя беспричинно плохо…

— Позвольте, позвольте!

Из публики поднялся пожилой человек в вице-мундире земского врача.

— Господа, — обратился он к присутствующим. — Я ара и, как представитель медицины, горячо протестую против профанации естественнонаучных знаний. Простите меня, господин моряк, но, наверное, я был бы так же смешон для вас на мостике вашего корабля, вздумай я им командовать, как смешны ваши фантазии в этой аудитории.

— Браво! — поддержали врача из публики.

— Продайте ваши идеи беллетристам! Они неплохо них заработают, — кричал человек в пенсне и бабочке.

— Я вообще не понимаю, господа, — возмущался отставной генерал, — как можно в такой трудный для родины час морочить публику пустыми звуками.

Дмитрий Николаевич тщетно пытался защитить бpaта.

— Но, господа, ведь открыл же Рентген невидимые лучи! Почему же не могут быть неслышимые звуки?!

Но его никто не слушал.

Между реями шхуны и белым фронтоном Константиновской батареи проскользнул силуэт уходящего в море эсминца. Война продолжалась.

Шхуна «Алмазар» со спущенным флагом и зарифленными парусами стояла у Телефонной стенки. В ее иллюминаторах буйствовало неистовое севастопольское солнце. В трюме судна кавторанг Михайлов в синем лодочном кителе устанавливал раструбы иероприемника, соединяя их с аппаратурой усилителя. Мичман Покровский в нательной рубахе с закатанными рукавами лепил из гипса бюст Михайлова.

— Зря вы это, Юрий Александрович… Ни к чему. Лучше бы помогли мне усилитель подключить.

— Нет пророка в своем отечестве! — возмущался мичман. — Даже вы не хотите понять, что Николай Николаевич Михайлов — великий физик и что когда-нибудь этот скромный бюст украсит отнюдь не гарнизонное Морское собрание, а пантеон Императорской Академии наук…

— Бог с ней, с академией! — махнул рукой Михайлов. — Самое главное, нам дали «Алмазар» на целый месяц.

— Я бы вообще перебрался сюда жить!

— Вы не опасаетесь, что мы можем разделить здесь судьбу отца Досифея? — испытующе спросил вдруг Михайлов своего помощника.

— А… это реально? — озадачился Покровский.

— Вполне.

— Но ведь вы же не опасаетесь?!

— Я? Представьте себе — опасаюсь… И вот о чем я подумал: мы не имеем права гибнуть оба — ни там, в море, ни здесь, на шхуне. Кто-то из нас, кому посчастливится остаться в живых, обязан довести дело до конца… Как вы посмотрите на то, если я предложу вам списаться с лодки на берег? Скажем, по болезни…

— Николай Николаевич, вы делаете мне бесчестное предложение.

— Никоим образом! Я буду рисковать в море. Вы будете рисковать здесь.

— Но ваш риск несравнимо выше!

— Это известно только фортуне. Давайте рассуждать, исходя из интересов науки. Вы младше меня лет на пятнадцать. Если вы переживете меня на этот срок, представляете, сколько вы успеете сделать?! Разве в моих словах нет резона?

Покровский неуверенно протянул:

— Пожалуй…

Ветер глухо завывал в снастях, в распахнутых люках. Где-то хлопнула дверь, и на пустынном судне послышались чьи-то шаги. Офицеры насторожились. Шаги приближались.

— Эй, — донеслось с палубы. — Козлятушки-ребятушки, отзовитеся, отомкнитеся!..

В горловине твиндечного люка показалось лицо флаг-капитана Эльбенау.

— А, вот вы где, Схимники-затворники… — Эльбенау сбежал по деревянному трапу. Он был слегка навеселе. — А я вас ищу, чтобы сообщить вам прене… Пардон… Пре- ле… Препре… Тьфу, черт! Преприятнейшую новость! Комфлота только что подписал приказ об откомандировании капитана второго ранга Михайлова за границу для приемки и перегона субмарины новейшего типа. Каково?!

— Какую еще, к черту, за границу?! — рассердился Михайлов.

— Нет, вы посмотрите на него, он еще недоволен! — изумился Эльбенау. — Оказаться в разгар войны — и где? В Италии? В божественной стране — апельсины, маслины, кьянти, Данте, прекрасные мадонны и не на полотнах, а визави — в какой-нибудь тихой загородной траттории… О боже, почему везет только дуракам?!

Мичман Покровский первым оценил новость.

— А что, Николай Николаевич, может, именно в Италии мы сможем заказать мембраны для иерогенератора?!

Михайлов молчал, напряженно обдумывая новость. Эльбенау патетически воздел руки:

— Слез благодарности за радостную весть уж не дождаться мне!.. Черт с вами! Шампанское наше, бокалы ваши… Свистать всех наверх!

Они поднялись в бывшую кают-компанию, и Покровский достал из буфета бокалы на тонких высоких ножках. Эльбенау хлопнул пробкой и стал разливать вино.

Михайлов поднес пустой бокал к уху. Тонкое стекло тревожно запело.

— Юрий! — крикнул Михайлов. — Вниз, к приборам! Кажется, начинается…

Все трое бросились в трюм. Стрелки приборов плясали зашкаливая.

Покровский приложил ладонь к мачте и испуганно отдернул.

— Дрожит! Николай Николаевич, она дрожит! — Михайлов переменился в лице.

— Всем немедленно покинуть судно! И вам, Юрий, тоже. Никаких возражений! Я вам приказываю… О, ч-черт…

Михайлов обхватил голову руками. Лицо его исказила гримаса чудовищной боли. Через секунду застонал и Эльбенау. Покровский корчился на трапе. С большим трудом они выбрались в кают-компанию, где бокалы подпрыгивали на столе, как живые. Под звук бьющегося стекла они преодолели последнее расстояние, отделявшее их от берега. И только оказавшись на причале, все трое перевели дух.

— Ну, знаете ли, господа естествоиспытатели, — покачал головой Эльбенау, — я к вам на вашу шайтан-фелюгу больше не ходок.

Из высоких окон Штаба открывалась листва каштанов, сквозь шумящую их зелень белела колоннада Графской пристани, а меж колонн просвечивало синее в белых застругах море.

Командующий флотом Черного моря подвел капитана второго ранга Михайлова к карте Западного полушария. Густая синяя штриховка покрывала в морях и океанах зоны действия германских подводных лодок и минные поля, проливы перечеркивали пунктиры стальных сетей и волнистые линии рубежей противолодочных барражей.