Андрей Лазарчук - Пилот

Один.: раскинув руки, падает, падает, падает на поле — прямо перед строем выпускников: Потом говорили — шептались — что вертолет взялся в небе непонятно откуда, был вооружен, а на борту его находились, кроме экипажа, два полковника из штаба авиационного командования и чин из Военного бюро партии Баас: в общем, все ясно: это было покушение на президента, и братья Вали в последний момент сорвали злодеяние единственным доступным им способом, поскольку из оружия на учебном штурмовике были только дымовые бомбы:

Разворот. Сработал внутренний секундомер, и тут же: «Ноль!» — голос коммодора.

Ручка вправо, на себя, правая педаль пошла: не так сильно: всё. Сейчас МиГ за тридцать пять секунд опишет плавную кривую, которая в одной точке коснется турецкой границы, а в другой — границы запретной зоны. За это время он наберет еще два с половиной километра высоты. Аль-Халил представил себе, как бесятся сейчас турки и американцы, как колотят по ребрам сердца летчиков: сбить? Но тогда получится, что они сбили иракский самолет в иракском небе: да и не самое это простое дело — сбить аль-Халила.

Перегрузка три и семь десятых. Спокойный плавный боевой разворот. Оставляющий летчику немалый резерв для неожиданного резкого маневра. Хорошему летчику.: они летали тогда как слепые: почти все наземные радары были уничтожены специальными ракетами в первые же часы нападения, а бортовые — забивались помехами такой интенсивности, что дисплей напоминал экран телевизора, у которого отключили антенну. И все же они взлетали под бомбами и пытались что-то сделать: и аль-Халил был уверен, что после того, как он и лейтенант Руши накрыли ракетно-бомбовым ударом колонну грузовиков в пустыне на границе с Саудовской Аравией, немало гробов под полосатыми флагами улетело за океан: но Руши из этого полета так и не вернулся, а самому майору пришлось показать все, на что способен хороший самолет в хороших руках, и стряхнуть-таки с хвоста четверку «Иглов»: Да, и еще был тот короткий бой над морем, когда лишь случай да удивительная живучесть спасла А-10: а главное, конечно, то, что локаторы МиГа были ослеплены, глаз же не видит так далеко, как требуется в реактивном бою.

На третий день таких боев — слепых со зрячими — от полка осталась сводная эскадрилья. И — пришел приказ спасать машины.

Машины и себя — ибо в обучение летчика Родина вкладывала столько средств, что жизнь его с какого-то момента начинала всецело принадлежать ей.

Перелетали в Иран — поодиночке, на разные аэродромы, имитируя побеги. Так было надо:

Он даже не смог бы сказать потом — если бы кто спросил — что больше всего смутило его дух. Скорее всего — неистребимое ощущение того, что война оказалась этакой «договорной игрой»: что вначале, где-то очень высоко, состоялось поражение, а потом делали убитых — для убедительности:

Он с удивлением обнаружил, что Саддам перестал для него существовать. И это ни на что прочее совершенно не повлияло.

Что самое странное, он не отчаялся после этого и не впал в эйфорию, как многие, с легкостью позволившие убедить себя, что поражение — это победа. Майор Шахрам Аль-Халил всего лишь считал оскорбленным всем тем, что произошло, себя лично. Теперь у него была своя маленькая частная война, которую он мог вести на государственные средства. А Саддам: что Саддам: Саддам есть Саддам. Стареет уже.

Резкий сигнал!

И — предупредительный выкрик коммодора.

— Я «Рассом», по мне выпущена ракета! — обязательно нужно сказать это вслух, чтобы попало на пленку. — Я в захвате, повторяю — я в захвате!

Переворот на спину, обороты сброшены на минимум, ручка на себя до отказа, до скрипа, до скрежета, сейчас навалится: семь: девять: девять: черно: из такой перегрузки выбираешься — как из-под земли: полный газ! и глаза уже видят, вот оно: четыре отметки на дисплее: и пятая, слабая, рядом, взялась ниоткуда: это невидимка! Отродье сатаны!

Где же ракета?

Неважно:

Руки сделали все сами. Самолет-невидимка шел из запретной зоны снизу вверх и наперерез, а аль-Халил вновь резко сбросил обороты турбин, поставил МиГ ребром: одно крыло вертикально в небо, второе в землю — и резко отработал вертикальными рулями. Это был небезопасный маневр: двигатели могли захлебнуться. Но риск оправдался: провалившись вниз на километр и высоко задрав нос, МиГ оказался позади невидимки, развернутый почти точно в его сторону. Скорость была никакой, но это уже не имело значения: головки ракет взяли цель, и майор пустил их обе — с минимальным интервалом:

Теперь — обороты. Теперь — не сорваться бы в штопор.

Ослепительная вспышка! Но не взрыв. Рано.

В глазах — сиреневое марево.

Пропадает, рассеивается, но что-то остается, как отпечаток: косой овал.

А вот теперь — взрыв. И тут же второй.

Машина выровнена, надо делать разворот на юг, скорость шестьсот пятьдесят:

Взгляд на дисплей.

Те четверо, по ту сторону границы, расходятся веером. А этот, пятый, враз ставший большим и очень видимым, валится в сторону турецкой границы:

Резкий сигнал! И — будто был отключен и включился — с полуслова отчаянный голос коммодора:

—: ади! Раке:

Выпущенная долгую минуту назад пилотом F-14 — через границу! — ракета «Феникс» настигла переставший увертываться МиГ. Взрыв произошел метрах в тридцати под хвостовой частью машины. Осколки и ударная волна пятидесятикилограммовой боеголовки опрокинули тяжелый истребитель, как перышко, превратив в решето крылья, начисто оторвав стабилизатор и разнеся вдребезги оба мотора. Керосиновое облако, вырвавшееся из буквально переставших существовать баков, вспыхнуло, добавив свою лепту в этот фестиваль разрушения:

Аль-Халил так и не понял, сознательно он катапультировался — или же пиропатрон сработал самопроизвольно. Он пришел в себя, когда над головой хлопнул раскрывшийся парашют.

Прямо под ним огненным водоворотом рушился его МиГ, а впереди, оставляя косой светящийся след, падал противник.

Первый, подумал аль-Халил. Наконец-то:

Только на земле он поймет, что — и последний. Правое бедро было раздроблено столь основательно, что несколько дней врачи даже не сомневались в неизбежности ампутации.

Лишь через год, перенеся семь операций, он сможет осторожно встать и сделать первые шаги:

Косой овал, выжженный на сетчатке глаза, будет тревожить его еще очень и очень долго.

Штат Тенесси, шоссе 100, 16 миль от Ригана.

Ронхейм кое-как совладал с приступом кашля и вытер слезы.

Когда он так уставал, кашель тревожил его часто. Особенно угнетало то, что этот дурной кашель все чаше принимал за усталость расслабление, наступающее после третьейчетвертой порции спиртного, а главное — после первого же отжимания в койке. И все начинали тут же кричать: у тебя спид, у тебя спид!…