Дорис Писерчиа - «Если», 1993 № 04

Макдескью был ошеломлен.

— Я не могу сам решать подобные вопросы, — сказал он. — Ваши условия необходимо обсудить с руководством, а на это потребуется время.

— Я могу подождать, — сказал Эндрю, — но не очень долго. — И он с удовлетворением подумал, что сам Пол не провел бы дела лучше.

Обсуждение потребовало не очень много времени, и операция оказалась успешной.

— Я возражал против операции, Эндрю, — сказал

Макдескью, — но не по тем причинам, что могли прийти тебе в голову. Я не против, если бы ее проводили на ком-то другом. Мне было страшно рисковать твоимпозитронным мозгом.

Теперь, когда твои позитронные схемы взаимодействуют с искусственными нервами, может оказаться трудным делом спасти твой мозг, если с телом что-то случится.

— Я полностью доверяю персоналу «Ю.С.Роботе», — ответил Эндрю. — И теперь я могу есть.

— Да, ты можешь пить оливковое масло. Как мы тебе объясняли, им ты будешь очищать камеру сгорания. По-моему, достаточно неприятная процедура.

— Возможно. Если бы я не собирался пойти еще дальше. Вполне осуществима и самоочистка. Я уже работаю над устройством, которое будет перерабатывать твердую пищу, содержащую несгораемые фракции — неперевариваемые, если можно так сказать, и которые будет необходимо удалять.

— Тогда тебе придется предусмотреть анус.

— Да, его эквивалент.

— И что же еще, Эндрю?

— Все остальное.

— И половые органы?

— Только если потребуется. Мое тело — это холст, на котором я намерен нарисовать…

Макдескью ждал окончания предложения, и когда ему показалось, что его не будет, закончил:

— Человека?

— Посмотрим, — сказал Эндрю.

— Все это мелкие амбиции, Эндрю, — сказал Макдескью. — Ты лучше, чем человек. Ты пошел вниз с того момента, как выбрал органику.

— Мой мозг не пострадал.

— Нет. В этом я могу тебя заверить. Но послушай, Эндрю, весь прорыв в производстве протезных устройств связан в сознании людей с твоим именем. Ты признанный изобретатель, которому человечество благодарно. Для чего же продолжать игру со своим телом?

Эндрю промолчал.

Дошла очередь и до почестей. Он стал членом нескольких научных обществ, включая и то, что было посвящено основанной им науке, названной робобиологией (позднее она была переименована в протезологию).

В стопятидесятилетний юбилей в честь Эндрю был устроен обед в в здании «Ю.С. Роботе». И если Эндрю усмотрел парадокс, то умолчал об этом.

Пенсионер Элвин Макдескью специально приехал, чтобы занять кресло председателя. Ему стукнуло девяносто четыре года, и он был жив лишь потому, что имел протезы, заменявшие, кроме всего прочего, печень и почки. Венцом обеда стал момент, когда Макдескью после короткой и эмоциональной речи поднял бокал и провозгласил тост «За 150-летнего робота».

К этому времени мускулы на лице Эндрю были переделаны так, что он уже был способен выражать определенные эмоции, но в течение всей церемонии он просидел в мрачной неподвижности. Ему не нравилось быть стопятидесятилетним роботом.

Пришло время, когда протезология вынудила Эндрю улететь с Земли. За десятилетия, прошедшие после его юбилея, Луна стала миром, во всех отношениях, кроме силы тяжести, более похожим на Землю, чем сама Земля, а ее подземные города оказались плотно заселены.

Протезы работали здесь при меньшей гравитации, и Эндрю провел на Луне пять лет, сотрудничая с местными протезологами. В свободное от работы время он бродил среди роботов, каждый из которых относился к нему с тем же подобострастием, что и к людям.

Он вернулся на Землю, тихую и скучную по сравнению с Луной, и посетил контору «Фейнголд и Чарни», чтобы сообщить о своем возвращении.

Нынешний глава фирмы Саймон де Лонг был удивлен.

— Нас информировали, — сказал он, — что ты возвращаешься, Эндрю (он едва не назвал его «мистер Мартин»), но мы не ждали тебя раньше следующей недели.

— Я стал раздражительным, — резко произнес Эндрю. Ему не терпелось высказаться. — На Луне, Саймон, я возглавлял исследовательскую группу из двадцати ученых. Людей, разумеется. Я отдавал распоряжения, с которыми никто не спорил. Роботы на Луне реагировали на меня как на человека. Почему же в таком случае я не человек?

В глазах де Лонга появилась настороженность.

— Мой дорогой Эндрю, — произнес он, — ты мне только что рассказал, что люди и роботы относились к тебе как к человеку. Следовательно, ты и есть человек — de facto.

— Быть человеком de facto недостаточно. Я хочу, чтобы со мной не только обращались как с человеком, но и признали таковым. Я хочу быть человеком de jure.

— Это уже другой вопрос, — сказал де Лонг. — Здесь мы столкнемся с предвзятостью и с тем несомненным фактом, что, как бы ты ни напоминал человека внешне, ты все же не человек.

— В каком смысле не человек? — спросил Эндрю. — Я имею внешность человека и эквивалентные ему органы. Мои органы практически идентичны некоторым из тех, что имеются у людей в качестве протезов. Я внес, как говорят, большой художественный, литературный и научный вклад в человеческую культуру. Что же еще требуется?

— Лично я ничего больше не требую. Проблема в том, чтодля признания тебя человеком потребуется акт Всемирной Легислатуры. Если честно, то я не верю, что это возможно.

— С кем из легислатуры я могу поговорить?

— Возможно, с председателем Комитета по науке и технике.

— Ты можешь устроить встречу?

— Вряд ли тебе нужен посредник. При твоем положении ты можешь…

— Нет. Ее организуешь т ы. (Ему даже не пришло в голову, что он прямо приказывает человеку. Он привык к этому на Луне.) Я хочу, чтобы он знал, что фирма «Фейнголд и Чарни» будет стоять до конца.

— Однако…

— До конца, Саймон. За 173 года я, кажется, немало сделал для процветания фирмы. Обстоятельства изменились, и я требую, чтобы мне уплатили долги.

— Я сделаю все, что смогу, — сказал де Лонг.

Председателем Комитета по науке и технике оказалась женщина из Восточной Азии. Ее звали Чи Ли-Хсинг, и ее прозрачные одеяния, лишь легкой дымкой скрывающие то, что она хотела скрыть, создавали впечатление, будто она обернута в пластиковую пленку.

— Я с симпатией отношусь к вашему желанию обладать всеми правами человека, — сказала она. — В истории были времена, когда за эти права боролись целые группы населения планеты. Но каких, собственно, прав вы можете желать сверх того, что уже имеете?

— Такой простой вещи, как право на жизнь. Робот может быть разобран в любой момент.

— Но человек тоже может быть в любой момент казнен.

— Казнь состоится только после приговора суда. Чтобы меня разобрать, никакого суда не требуется. Для того чтобы покончить со мной, достаточно лишь слова человека, обладающего властью. Кроме того… кроме того… — Эндрю отчаянно пытался скрыть мольбу, но тщательная тренировка в овладении различными выражениями лица и оттенками голоса оказала ему сейчас недобрую услугу. — Я хочу этого уже в течение жизни шести поколений.