Юрий Петухов - Журнал «Приключения, Фантастика» 2 92

— Ты бы сначала баки прицепил.

— Обижаешь, Ваня! У нас третий год как все на авторежиме. Ты не гляди, что Эрта старушка, тута недавно реконструкция была, понимаешь? Понаехало народищу — пропасть! Человек шесть. И давай все переколпачивать. Мы с Крузей месяц по подсобкам жались, втихаря стаканили. Ой, тяжко, Ваня, было! Ну да миновали лихие денечки!

Иван видел совершенно ясно, что Хуку не протянуть больше года, от силы-двух. Но ведь не скажешь, — не полезешь в душу! Не такие уж и долгие были их года, а однокашники один за другим сходили с орбиты, гнулись, а то и вовсе погибали. И как ни ломал себе голову Иван, он не мог понять, почему так происходит. Ведь вроде бы самые сильные, ловкие, натренированные, отважные, все как на подбор умницы и даже по-своему таланты. И на тебе!

Странное дело, странное и непонятное. Серые лошадушки тянули себе понемногу, волокли свой воз полегоньку — и не видно им было износу, а тут… вот и иди после этого в герои-комолетчики. Нет, хватит ныть! Поздно горевать!

— Включи экраны! — настоял Иван.

— Ух ты какой, недоверчивый! — Хук щелкнул клавишей. Она скрипнула словно старинная несмазанная дверь. — Гляди, Ваня!

На экране два бочкообразных безголовых кибера крепили к Ивановой капсуле разгонные баки. Работали они вяло, без энтузиазма. Но Иван уже понял, здесь никого и ни за что не подгонишь, только нервы тратить!

Он присел к столу. Но стул-кресло чуть не развалился под его тяжестью, видно было все тут запущено до предела, заброшено, некому было заняться обустройством. Иван пересел на широченный обитый желтым кожзаменителем диван, раскинул руки.

— Воще-то, Ваня-я, — с укоризной протянул Хук, — мог бы и привезть кой-чего старым друзьям-собутыльникам! Не уважаешь?! Да ладно уж, я шучу.

Эй!

Он легонько пнул ногой в бок Армана. Но тот даже не пошевельнулся, только застонал спросонья.

— Дрыхнет, — сделал вывод Хук. — Хорошо ему! Я бы тоже отключился на часик-другой… не не могу, Ваня, у меня бессонница — вторую неделю не смыкаю глаз. Вот только этим и держусь!

Он налил себе еще.

— Ты бы погодил немного, — проворчал Иван, зная, что его все равно не послушают.

Разговора не получалось. Да и какой там разговор! Хук глядел на Ивана мутными желтушечными глазами, тряс головой. И невозможно было поверить, что несколько лет назад он один в течение трех суток с половиною сдерживал круговую атаку гиргейских псевдоразумных оборотней. Вот тогда он на самом деле не спал, попробуй усни! За эти сутки Иван с Гугом Хлодриком восстановили последний не изуродованный аборигенами возвратник — да только нужда в нем отпала. Хук Образина отбил-таки атаку оборотней, и из Центра сразу же пришел приказ оставаться до зимы на своих позициях. Легко им там в Центре было распоряжаться! Помнил ли Хук о тогдашнем? Иван и спрашивать не решался, никак в его мозгу не мог совместиться тот румянощекий чистоглазый здоровяк с этим трясущимся стариком.

— В отпуск? — поинтересовался Хук. И громко икнул.

— Ага, — ответил Иван.

— Не ври! Я ведь все знаю, Ваня, меня не проведешь! А ну-ка, выкладывай — на черта старое ворошить удумал?!

Иван закинул ногу за ногу, поморщился. Все-то они знают! Прямо, всезнальцы какие-то! К кому ни сунься — все ведомо, все наперед известно, не говоря уж про прошлое! Один он ничего толком не знает, ничего понять не может — чехарда какая-то бестолковая! Уж скорее бы баки цепляли, скорее бы отсюда удочки сматывать!

— Ну, не хочешь говорить — не говори, я не настаиваю, — Хук чуть не выпал из кресла, он был предельно пьян. — Но я тебе окажу, Ваня, дружескую услугу, цени! — он снова громко и противно икнул, выпучил бессмысленные глаза. — Ванюша, — у этого хмыря, — Хук качнул носком башмака в сторону лежащего Крузербильда-Дзухмантовского, — еще с Гиргеи плазменный резачок припасен, поня-ял?!

Хук вывалился все же из кресла. Но не расстроился и не попытался взобраться обратно. А так и остался на полу в полускрюченном положении.

Голова его выбивала чечетку по засаленному подлокотнику кресла. Голос же был тверд и сипат.

— Не дергайся, Ваня! Я киберам сказал, чего надо, они сами все путем упакуют, значитца, и укладут, куда положено, а ты у нас гость, вот и сиди себе гостем! Я на тебя, Ваня, гляжу — и душою отдыхаю, такой ты простой, свойский парень. Но одно я тебе скажу прямо, в глаза, как другу!

— Чего?

— Дурак ты, Ваня, набитый! Вот тебе и весь мой сказ! Оставайся с нами, пропадешь ведь!

Иван усмехнулся. Но было ему невесело.

— Может, с вами-то я еще быстрей пропаду.

— И так может статься, — согласился Хук.

Он снова нажал на клавишу, предварительно совершив титаническое усилие и на четвереньках добравшись до пульта. Там и обмяк.

Киберы монтировали переходник для восьмого бака. Иван вздохнул облегченно — худо-бедно, а дела делались. И только теперь он заметил висевшее на противоположной стене прямоугольное зеркало, каких и у антикваров не сыщешь. Вгляделся в отражение — то ли свет был неважный, то ли он сам неважно выглядел, но из зеркала на него смотрел усталый и совсем не молодой человек с кругами под глазами, почти безгубым напряженным ртом. Иван посмотрел прямо в глаза человеку — и ему стало не по себе: глаза были отрешенными, неживыми, будто что-то потухло у этого человека внутри.

Но наваждение длилось недолго. Иван встряхнулся, пришел в себя. Уставился на лежащего между ним и зеркалом Армана-Жофруа. От пульта гостиной доносился хлюпающий, с присвистом храп Хука Образины.

Иван вытащил из кармана яйцо, подержал его на ладони. И неожиданно, словно решившись, вдруг, прижал его острым концом к шее — над самым кадыком. Сдавил. Яйцо стало мягким. Но лишь до определенной степени. Чем сильнее он сжимал его, тем тверже оно становилось. И не сразу сообразил, что смотреть-то надо в зеркало, а не на эту хитрую штуковину. Когда он поднял глаза, отражавшийся в мутноватой поверхности человек был уже мало похож на него — лишь лоб с шрамом оставался прежним да прямой нос… Но нос на глазах вырастал, обретал горбинку. Подбородок тяжелел, выдвигался вперед. На щеках появлялся синюшный оттенок. Волосы редели и темнели, начинали курчавиться, местами седеть. Тело наливалось тяжестью — неприятной, излишней. Он превращался в Крузербильда-Дзухмантовского — но не в того отчаянного малого, при виде которого звероноидов бросало в дрожь, а в нынешнего — оплывшего, размякшего, опустившегося. При этом Иван оставался Иваном, он не чувствовал ни каких изменений в психике, сознание его оставалось прежним… Превращение произошло в считанные секунды.

Иван оторвал яйцо от шеи, сунул в карман. Заглянул краем глаза на экран — безголовые киберы заканчивали свое дело: капсула была почти подготовлена, даже менее опытный человек понял бы — этих баков, если они, разумеется, не пусты, вполне хватит для начального разгона и входа в Осевое измерение.