Гуин Ле - Лабиринты

Сначала я подумал, что пришелец насмехается надо мной, но потом решил, что он пытается побудить меня есть предлагаемый неудобоваримый корм, и тогда я задался вопросом - может, он вступает в контакт при помощи движений губ? Но такой язык слишком ограничен и неловок для создания, имеющего руки, ноги, конечности, гибкий позвоночный хребет и все прочее; хотя, возможно, существо, с которым имею дело я, - больно или имеет какой-то физический изъян. Я изучил движения его губ и долго пытался повторить их. Существо не ответило. Какое-то время поглазело на меня и удалилось.

Фактически я получил лишь один очевидный ответ на ничтожно низком уровне межличностной эстетики. Пришелец ежедневно изводил меня нажиманием кнопок. Первые несколько дней я стойко и довольно терпеливо сносил эти нелепые процедуры. Если я нажимал одну кнопку - появлялось отвратительное ощущение в ногах, если нажимал вторую - выкатывался шарик высушенной пищи, третью - я не получал вообще ничего. Очевидно, чтобы продемонстрировать свою разумность, мне надо было нажать третью кнопку. Но тут выяснилось, что такое проявление разумности раздражает моего мучителя, поскольку на второй день он удалил нейтральную кнопку. Я даже не мог себе представить, чего он пытался этим достичь, и что доказать кроме факта, что я пленник и по размерам гораздо меньше, чем он. Когда я пытался отойти от кнопок, пришелец физически принуждал меня вернуться. И я должен был сидеть и нажимать на кнопки, получая в результате издевательства. Намеренная жестокость ситуации, невыносимая тяжесть и плотность воздуха, чувство, что постоянно наблюдающее существо так никогда меня и не поймет, - все это вместе повергло меня в состояние, для которого у нас даже не существует описания. Наиболее подходящее, что я могу предложить, последняя интерлюдия к Мечте о Десяти Вратах, в которой закрываются все ложные проходы, танец сужается и снижается, пока в судорожном вихре не переходит в вертикаль. Я чувствовал что-то вроде этого, хотя и не могу точно описать свое состояние. Если мои ноги будут терзать еще хоть раз или в меня еще раз швырнут комом отвратительной испорченной пищи, я уйду в вертикаль навсегда. Я выдернул кнопки из стены (что оказалось легче, чем сорвать цветок), положил их на пол и испражнился.

Пришелец тотчас же схватил меня и возвратил в тюрьму. Он получил сообщение и дал на него ответ. Но на какое невероятно примитивное сообщение он оказался способен отреагировать! А на следующий день он снова посадил меня в комнату с кнопками - новыми кнопками, - и мне вновь пришлось выбирать для себя различные виды наказаний на забаву мучителю... До этого момента я говорил себе, что это создание пришелец, непонятный и непостижимый, возможно, разумный не в таком смысле, как мы, и так далее. Но теперь я понял, что если даже все, что я думал раньше, - правильно, существо это, несомненно, до вульгарности жестоко.

Когда вчера мучитель поместил меня в лабиринт для детей, я не мог даже пошевелиться. Я утратил всю силу речи (Эти фразы я танцую, конечно, мысленно: лучший лабиринт - это мысль, утверждает старая пословица) и молча припал ко дну своей темницы. Через некоторое время пришелец довольно осторожно достал меня снова. И в такой осторожности выразилась вся извращенность характера этого существа: никогда оно не касалось меня грубо.

Пришелец посадил меня в клетку, запер дверцу и наполнил кормушку отвратительной несъедобной пищей. Затем, глядя на меня, встал на две ноги.

Лицо пришельца очень подвижно, но если он говорит при помощи лица - я не в силах понять его, это слишком чуждый язык. А тело его всегда укрыто большим куском рогожи, словно у старой вдовы, принявшей Обет Молчания. Но я уже привык к огромным размерам своего мучителя и к его угловатым конечностям, которые, как мне сначала показалось, изображали постоянный поток бессвязных и неразборчиво произносимых фраз, жуткий, бессмысленный танец, подобный движениям слабоумного. В конце концов я понял, что все движения пришельца не бессмысленны и целенаправленны. С такой точки зрения я увидел нечто большее. Слов здесь не было, хотя некий язык общения присутствовал. Я смотрел на наблюдающего за мной пришельца, и все его тело выражало злобную печаль, что было ясно как Стансы Сембрия. Та же неопределенная неподвижность, согнутость, воплощение крушения надежд. Ни одно слово не явилось мне совершенно определенно, и все же существо дало понять, что оно переполнено негодованием, сожалением, раздражительностью и разочарованием. Что ему ужасно надоело пытать меня и он просит помощи. Я уверен, что понял пришельца. И попытался ответить. Я попытался сказать: "Чего же ты хочешь от меня? Только скажи, чего же ты хочешь", - но я был слишком слаб, чтобы говорить четко, и он не понял меня. Как и никогда не понимал.

И теперь мне придется умереть. Мучитель, конечно же, придет посмотреть, как я умираю, но он все равно не поймет последний танец, который я станцую, - танец смерти.