Журнал «Если» - «Если», 1999 № 04

Чудовище выскочило из дыры настолько внезапно, что Малагирос растерялся, хотя и готовился к любым неожиданностям. При виде гигантской бурой крысы он в ужасе застыл. Крыса кинулась на него, злобно вереща. Ее черные глаза вылезали из орбит, желтые клыки были зловеще обнажены.

Удар пришелся Малагиросу в грудь, но он устоял на ногах, хотя и пошатнулся. Крысиные зубы порвали на нем рубаху, исцарапали грудь, лязгнули перед самым носом. Он ухитрился схватить мерзкую тварь за горло и теперь, крича от боли, не давал ей вцепиться в него со всей силой. Из крысиной пасти ему в лицо летели клочья пены. Он испугался, что зверь болен бешенством.

Малагирос с разбегу врезался в противоположную стену, преследуя цель расплющить крысу. Ему пришлось повторить этот отчаянный маневр еще несколько раз, прежде чем из пасти, утыканной острыми, как бритва, зубами, раздался истошный предсмертный визг. Наконец чудовище заметно ослабело, и Малагирос сумел оторвать его от своей одежды, чтобы с размаху шарахнуть об стену. У крысы треснул хребет. Малагирос с отвращением разжал пальцы, и тварь безжизненно шлепнулась на пол.

В яме опять стало темно.

Афония боязливо вошла в казарму к стражникам. Для них она была невидима, однако ее задача состояла в том, чтобы ни до кого не дотронуться и не издать ни звука. Опасно было также оказаться в луче света, чтобы не отбросить тень. Она имела дело с непроходимыми тупицами, но у света свои законы, и его гораздо труднее обмануть.

Она грациозно обогнула обнявшуюся парочку, пригнулась, чтобы не получить по лбу брошенным кубком, и на цыпочках устремилась к двери. Но тучный заросший охранник, источавший винный и прочие мерзостные запахи, бросился ей наперерез.

— Кто ты? — проревел он, выпучив маленькие красные глазки. — Что ты тут вынюхиваешь?

Афония не растерялась и ткнула его пальцем в середину лба.

— Ты меня не видишь, — сказала она, надеясь заворожить его взглядом.

Он отбросил ее руку.

— А вот и вижу!

Мужлан сорвал с ее головы платок и просиял, сообразив, что за красотка попала ему в лапы. Он оглянулся, в надежде поймать завистливые взгляды. Однако соратники по караульной службе были слишком заняты.

«Попробую выманить его в коридор», — решила Афония. По всей видимости, толстяк оказался невосприимчив к колдовству, поскольку был слишком пьян. Она улыбнулась ему. Воодушевленный, он ухватил ее грубой лапой за талию.

Афонии пришлось по ходу дела менять тактику. Она нанесла ему сокрушительный удар прямиком в нос, опрокинув навзничь, и хотела было перепрыгнуть через распростертое тело, но тот успел поймать ее за ногу и уронил на себя.

— Воровка! — завопил он. — На помощь!

Его нетрезвые товарищи, наподобие старых боевых коней, услышавших боевую трубу, вскинули головы. Не прошло и нескольких секунд, как Афонию держали сразу несколько пар сильных, хотя и нетвердых рук.

Она не пыталась оказывать им сопротивление, так как была совершенно ошеломлена, и не столько фактом своей поимки, сколько тем, что не сработала ее испытанная магия.

— Хозяину захочется на нее взглянуть, — проговорил один.

— Нас ждет вознаграждение, — пробормотал толстяк, размазывая кровь по физиономии. — Хозяин будет доволен.

— Верно, — поддакнул третий, пожирая ее похотливым взглядом. — Бьюсь об заклад, она придется ему по вкусу.

Солдатня разразилась хриплым пьяным гоготом и выволокла Афонию из своей вонючей казармы.

Малагиросу казалось, что он торчит в темной яме уже не один час. Он задремал — или это ему только почудилось: в кромешной темноте нельзя было ручаться, закрывались ли его глаза.

Узник задавал себе один вопрос: придут ли за ним? Под ногами не оказалось костей и прочих останков, которые свидетельствовали бы о печальной участи прежних пленников. Он догадывался, что голод мог заставить крысу подъесть даже кости, однако что-то — куски одежды, клочки волос — должно было остаться… Он старался не давать своим мыслям такого печального хода. Существовала также вероятность, что пленников — или их трупы — было принято вынимать из ямы.

Раз так, ему надлежало сохранять готовность. Он вспомнил о валяющемся где-то неподалеку крысином трупе. Отломав челюсти, он мог бы воспользоваться ими как оружием. Впрочем, узник не сомневался, что чудовище было бешеным, и побаивался порезаться об его зубы. Правильнее было бы заточить кость, выбрав ту, что помассивнее. Эта мысль заставила его содрогнуться от омерзения. В этот момент камень в потолке приподнялся, и яму залило светом, словно расплавленным золотом. Малагирос временно ослеп, но был готов плясать от радости.

Вниз полетела веревка с узлом. В отверстии появилась физиономия Раббы.

— Эй! — крикнул он во тьму. — Где ты там?

Помедлив, Малагирос вступил в круг света. Ему показалось, что Рабба испытал огромное облегчение, обнаружив его живым.

— Вылезай, — скомандовал Рабба. — У главного мага есть для тебя работенка.

Малагирос скептически приподнял бровь, однако обмотался веревкой и стал карабкаться вверх. Выбравшись из ямы, он вгляделся в своих тюремщиков. Феср держал факел и выглядел уже не таким скучающим.

Малагирос заметил, что в коридоре больше не горит колдовской свет, и вопросительно посмотрел на Раббу. Тот держал в руке обнаженный меч, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Смотай веревку и повесь ее сюда, — приказал Рабба, указывая на кольцо в стене.

Малагирос медленно поднялся и, стоя к ним спиной, принялся нарочито медленно вытягивать из ямы веревку.

— Митра! — ругнулся Рабба. — Пошевеливайся, мерзавец! Не заставляй мага ждать, иначе пожалеешь.

— Я знаю, что способно вызвать у меня сожаление, потому и не тороплюсь на встречу к вашему магу, — небрежно бросил Малагирос.

— Я сказал, поторапливайся! — прорычал Рабба, подступая к нему.

Крепко держась за веревку, Малагирос размахнулся и заехал ему по физиономии тяжелой, словно окаменевшей, крысой. Рабба осел, как мешок с зерном. Малагирос нанес еще один удар дохлой крысой. Феср получил удар в висок, сопровождавшийся смачным звуком. Стражник оторопел. Малагирос, бросив крысу, схватил его за голову и ударил подбородком о свое колено, после чего сбросил в яму. Туда же последовал не пришедший в чувство Рабба. Малагирос задвинул каменную крышку, подобрал факел и меч и отправился дальше по коридору.

Пьяная стража Марка Лициния Севера тащила Афонию по извилистым коридорам. Под конец она увидела бронзовую дверь, охраняемую двумя людьми в потешной форме, и невольно прыснула. Не приходилось удивляться, что сменившиеся после караула стражи предпочитают не носить это разноцветное тряпье.

Караульные скрестили копья, преградив пьяной ватаге путь. Завязался спор, в ходе которого двое трезвых пытались отговорить хмельных от мысли нарушить покой человека из Старого Города. Решение принял волосатый толстяк, нанесший несколько сильных ударов ногой в дверь.