Журнал «Если» - «Если», 1999 № 04

Прежде чем мир окутал мрак, они оказались за стенами замка чтобы отобедать вместе в последний раз, чтобы спеть и послушать последнюю балладу. Они почти не спали, а перед самым рассветом Ларен снова взял в руки свой инструмент. Впрочем, на сей раз песня была не так хороша, как предыдущие: бесцельные, дрожащие звуки, посвященные странствиям менестреля по какому-то тусклому, серому миру. Ничего особенного с ним не происходило, Шарра никак не могла понять смысла баллады, которую Ларен исполнял холодно и без души. Оба были взволнованы, и прощание получалось каким-то растерянным.

Пообещав встретить ее во дворе, Ларен ушел на рассвете, чтобы переодеться. Когда Шарра спустилась вниз, он, конечно же, ждал ее, снова уверенный в себе и улыбающийся. Он надел белоснежный костюм — обтягивающие панталоны, рубашку с пышными рукавами и тяжелый плащ, который развевался на ветру, точно снежный полог. Впрочем, пурпурные лучи солнца расцветили его алыми сполохами.

Шарра подошла к нему и взяла за руку. Она была в костюме из кожи, на поясе висел кинжал, предназначенный для схватки с стражем. Ее угольно-черные волосы развевались так же свободно, как плащ Ларена, но темная корона по-прежнему украшала лоб.

— Прощай, Ларен, — промолвила она. — Жаль, что я не смогла излечить тебя.

— Это не важно. Я буду помнить тебя долгие столетия и сменяющиеся солнечные циклы, что ждут меня впереди. Теперь я стану измерять время тобой, Шарра. И однажды взойдет солнце цвета синего пламени. Я посмотрю на него и скажу: «Вот первое синее солнце после того, как приходила Шарра».

Она кивнула.

— А я даю новое обещание. Когда-нибудь я найду Кайдара. Если я его освобожу, мы вернемся за тобой и направим силу моей короны и огонь Кайдара против мрака Семерых!

Ларен пожал плечами.

— Ладно. Если меня не окажется на месте, обязательно оставь записку, — сказал он, а потом усмехнулся.

— А теперь — врата. Ты сказал, что покажешь мне врата.

Ларен повернулся и махнул рукой в сторону самой низкой башни — в этом закопченном каменном строении Шарра ни разу не была. В башню вела широкая деревянная дверь. Ларен достал ключ.

— Здесь? — с удивлением спросила Шарра. — В замке?

— Здесь, — ответил Ларен.

Они пересекли двор и остановились возле двери. Ларен вставил в скважину тяжелый металлический ключ и принялся возиться с замком. Шарра в последний раз огляделась по сторонам и почувствовала, как ее душу охватывает печаль. Башни выглядели тусклыми и мертвыми, во дворе царило запустение, а за высокими льдистыми шапками гор раскинулся пустой горизонт. Было тихо, только. Ларен пытался повернуть ключ в замке да холодный ветер вздымал пыль и трепал семь серых флажков на бастионах. Шарра вздрогнула, ощутив прикосновение одиночества.

Наконец Ларен открыл дверь, и глазам Шарры предстала стена клубящегося тумана, лишенного звука и света.

— Ваши врата, миледи, — тихо произнес певец.

Шарра вглядывалась в серый туман, как сотни раз до сих пор. Каким окажется следующий мир? Она никогда не знала заранее. Быть может, ей повезет, и она найдет Кайдара.

Рука Ларена легла на ее плечо.

— Ты колеблешься, — негромко проговорил он.

Шарра положила ладонь на рукоять кинжала.

— Страж, — сказала она. — Всегда должен быть страж! — Ее глаза быстро обежали треугольник двора.

Ларен вздохнул.

— Да, всегда. Иные пытаются разорвать тебя на куски, другие стремятся запутать или заставить выбрать не те врата. Кто-то прибегает к помощи оружия, цепей или обмана. Лишь один попробовал остановить тебя любовью. Но знай: он не произнес ни слова лжи и не спел ни одной фальшивой ноты.

И, безнадежно пожав плечами, Ларен обреченно подтолкнул Шарру к вратам.

Перевели с английского Владимир ГОЛЬДИЧ и Ирина ОГАНЕСОВА

Дэйв Хэнсон! Властью твоего истинного имени призываю клетки и гуморы, Ка и Оно, Сверх-Я и…

«Дэйв Хэнсон!» Прорвавшись сквозь кромешную тьму, это имя впилось в него, принялось по частичкам выуживать его из пустоты. Нежданно-негаданно он осознал, что жив — и удивился. Вокруг был воздух. Он жадно вдохнул его, и легкие словно обожгло огнем. Странно, ведь он мертв, а тут вдруг начал дышать…

Он взял себя в руки, бросил фантазировать и сделал еще один вдох. Вновь жжение, но уже почти терпимое. Сделав над собой усилие, он принюхался к запахам места, где находился. И вновь удивился — ни намека на едкий лекарственный аромат больницы. Отнюдь: его ноздри опалила ядовитая вонь серы, горящей шерсти и нестерпимо сладких благовоний.

Ему стало душно. Его диафрагма напряглась, что вызвало резкую боль в расслабленных долгим бездействием мышцах. Он чихнул.

— Хороший знак, — раздался мужской голос. — Попутчики смирились и уходят. Способность чихать доступна лишь истинному существу. Но шансов у него все равно маловато — вся надежда на саламандру.

Собеседники мужчины что-то хором промычали в знак согласия. Но гомон умолк, когда послышался дребезжащий старческий голос:

— Тут нужен ярый огонь, сир Перт, не всякой саламандре он по силам. Можно было бы подкрепить его высокочастотным излучением, но оно, осмелюсь заметить, чревато дурным воздействием на предпсихею. Возможно, применение одомашненного суккуба…

— Этим тварям доверять опасно, — возразил первый голос. — Тем более сейчас, когда падает небо.

Фраза растаяла в тумане галлюцинаций и недодуманных мыслей. Когда падает небо? Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Винтая… Нет, не может Шалтая, не может Гайкая… Спросил бульдог у таксика… Бульдог?

— Буль? — прохрипел он. — Бульдог!

— Бредит, — прокомментировал первый голос.

— Да нет же — бульон! Буль-он! — но он сам понимал, что вновь оговорился, и еще раз попытался произнести это слово, еле ворочая языком, спотыкаясь на каждом слоге: — БУЛЬДОШЕР!

Дьявольщина, он что же, разучился выговаривать самые простые английские слова?

Но слова эти были не английские. И к канадскому диалекту французского — единственному иностранному языку, в котором он что-то смыслил, — тоже не имели отношения. Тем не менее здешнее наречие было ему понятно — да он сам только что говорил на нем, запоздало сообразил он. И, между прочим, владел этим неведомым языком превосходно — вот только слова для обозначения бульдозера в этом наречии просто не существовало. Он попробовал раскрыть глаза.

Несмотря на странные запахи, комната — палата? — выглядела успокаивающе обыкновенно. Он лежал на высокой кровати. На спинке, в ногах у него, даже висел какой-то график. Стены безупречно белые. Он медленно сфокусировал взгляд на группе врачей и медсестер — и узрел в их глазах вполне уместную профессиональную тревогу за его здоровье. Правда, вместо приличествующих случаю белых халатов они были одеты в пестрые длинные рясы, усыпанные странными значками, звездочками, полумесяцами и прочими символами, заимствованными не то из астрологии, не то из химии.