Харлан Эллисон - «Если», 1994 № 09

Пробудить в человеке его человеческую сущность? Вернуть к самому себе и восстановить утраченные связи с окружающим миром? Как? И что это значит? Что такое человек вообще и в частности — я, ты, он, она? Чем отличаемся мы и чем схожи? Что для нас всех важнее всего? Что мнимо, преходяще, а что вечно? Где точка отсчета и существует ли она?

Эти вопросы я задавала подросткам, предлагая для начала решить задачу известного английского математика Тьюринга: как отличить кибернетическое устройство от живого человека.

И дети всех возрастов, сами того не зная, повторяли тестовый набор, предложенный когда-то В.Солоухиным для решения этой задачи:

— Надо спросить у собеседника: когда он в последний раз плакал или смеялся? По какому поводу? Кого пожалел и за что? На что он готов ради любви? Ради дружбы? Ради матери? Болит ли у него за что-нибудь душа?

Значит, не Гомо сапиенс, а Гомо эмоционалис? На одном из «круглых столов» в московской школе № 962 подростки пытались «проследить» за развитием ребенка. Что присуще ему изначально?

— Многое. Он уже умеет обижаться, тосковать, испытывать страх, радость, боль…

Ребята заглядывают в себя, ищут главное. И вдруг:

— Эврика! — кричит четырнадцатилетняя Наташа. — Единственное чувство, кроме чисто животных, существует у ребенка как потребность: потребность любить и быть любимым!

— Да, — соглашается пятнадцатилетии философ Илья. — Эта потребность любить, еще неосознанная, рождает позицию: этого человека я не знаю, наверное он хороший. То, что, взрослея, мы называем детской доверчивостью, простодушием и меняем эту позицию на противоположную: этого человека я не знаю, наверное он плохой. Выходит, искомая нами точка отсчета, стержень человеческой уникальности, фундамент социальных отношений — потребность любить и быть любимым?

— Да-да, — волнуется Яша, — добро естественно для человеческой природы, а зло — вопреки утверждению об агрессивной сущности человека — искусственно. Посмотрите, во все века добро не нуждалось в доказательствах. В них нуждалось только зло. Для того, чтобы дать кусок хлеба голодному, достаточно желания это сделать. А чтобы не дать или забрать его, надо придумывать объяснения типа «у меня самого нет» или что-нибудь в этом духе…

И пусть это не совсем научно, я получаю удовольствие, слушая их. Мне нравится, что есть среди них хранители древней мысли: Бог есть Любовь. Мне симпатичны те, кто готов сделать любовь осознанной программой жизни. «Люблю» — это значит, «я никогда не причиню тебе зла», «я за тебя тревожусь», «я готов пожертвовать собой ради тебя». Ведь это в то же время и «для меня», потому что «мне это надо», потому что «я иначе не могу». Хорошо, когда человек понимает: доставить радость другому — это принести радость себе.

Тысячу учеников двух московских школ — № 1 и № 962 — попросили быстро, не задумываясь продолжить фразу «Если бы ко мне пришел волшебник, я бы загадал…» Многие захотели, так сказать, счастья всем — «мира во всем мире», «процветания стране», «чтобы не было нищих и сирот, а также преступников», «чтобы люди стали добрее и милосерднее», и, конечно, «благополучия своей семье», и очень конкретное — «чтобы бабушка выздоровела». Правда, было немало тех, кто попросил бы у волшебника «гектар земли в Огайо», «три «мерседеса» и миллион», «дом в Париже, коттедж во Флориде и счет в швейцарском банке». Фантазия иных не шла дальше «ящика пива».

Любопытна закономерность: как правило, желания нематериального характера «для всех» загадывали дети предпринимателей с высшим образованием, высокооплачиваемых служащих, квалифицированных рабочих, научных работников и творческой интеллигенции. Материальные желания «для себя» были в основном у детей работников сферы обслуживания, предпринимателей без высшего образования, малооплачиваемых работников и неквалифицированных рабочих. Кажется, действительно подтверждается тезис, что только достаток вкупе с культурой и образованием делают людей добрее, великодушнее, склоняют к благотворительности, и, напротив, отсутствие достатка и культуры рождают приземленность, эгоизм, чувства шкурные.

Разные — милые и добрые, жестокие и злые, идеалисты и прагматики, непонятные и непонятые — наши дети пишут сегодня сценарий XXI века. Каким он будет? Хорошо бы вот таким: «Я бы хотела, чтобы наша разваливающаяся страна нашла нужный выход, чтобы люди перестали бегать по магазинам, поняли красоту и радость жизни» (Даша Мамонова, 9 кл., шк. № 962). Или таким: «Я хочу стабильности во всем мире, чтоб нигде не было насилия над человеком, чтоб войти в 2000 год без кровавых конфликтов» (Станислав Величко, выпускник СПТУ-49). Или таким: «Я бы хотел, чтобы никто не засорял атмосферу, чтоб все оружие исчезло, чтоб каждый посадил по дереву, кусту и чтобы все зло исчезло с земли» (Антон Попов, 5 кл., шк. № 962). Или хотя бы таким: «Чтоб люди научились слышать друг друга. И понимать. И быть терпимее…»

Видно, стали мы плоше

на своем рубеже:

на Сенатскую площадь

мы не выйдем уже.

Что-то в нас надломилось;

но гадать что — не нам.

Мы сдаемся на милость

побежденным врагам.

Нас в Сибирь не отправят

— пробирает озноб…

И в подвал не поставят

— чтобы пулею в лоб.

Только пить нам цикуту,

жечь стихи в темноте,

клясть судьбу и минуту,

и себя: мол, не те!

И не вскочим на лошадь,

и не прыгнем в окно…

На Сенатскую площадь

выйти нам не дано…

Преподаватель одного из лондонских колледжей Томас Кларк создал программу под названием «Магнус». Цель ее — научить компьютер распознавать сканируемые изображения в их связи с соответствующими словами. Программа включает в себя подобие «нервной системы»; она имитирует работу человеческого мозга и обладает способностью отличать один образ от другого.

Вот, к примеру, «Магнусу» «предъявляют» множество картинок, изображающих самых различных кошек, и он их свободно идентифицирует. Теперь уже любая кошачья фотография будет немедленно отнесена машиной также к «кошачьей категории».

На экране появляется слово «кэт». Сейчас для «Магнуса» уже доступны описания действий. Например, он четко связывает слова «игрок с битой, отражающий удар» с серией картинок, изображающих человека, биту и мяч. Изобретатель убежден, что в один прекрасный день компьютер окажется вполне способным понимать человека.