Кэролин Черри - «Если», 1994 № 05-06

Она пожала плечами.

— Не могу больше ждать. — Она нахмурилась, а Дэймон впервые за последнее время увидел глаза настоящей Элен — нежной, женственной.

— Ты за меня боишься, — сказала она. — Я вижу.

— Порой мне кажется, я просто ничего в тебе не понимаю.

— На корабле… это мое дело — рожать ребенка или нет. В чем-то члены корабельной семьи бывают близки, в чем-то расходятся. Но у тебя своя семья… Я это понимаю. И я не против.

— Это и твой дом.

Она ответила самой мимолетной из своих улыбок.

— Так что ты на это скажешь?

Станционная служба планирования распространяла предупреждения, которые можно было расценить и как советы, и как настоятельные просьбы. И дело было не только в «К». Шла война, враг подступал, и правила в первую очередь относились к Константинам.

Он кивнул.

Казалось, исчезла тень. Призрак «Эстели» покинул тесную квартирку на пятом ярусе синей, полученную ими по жребию. Здесь все было вверх дном, сюда не поместилась вся их мебель, но эта квартира сразу стала им домом. Гостиная с платяными шкафами, набитыми тарелками, и коридор, на ночь превращавшийся в спальню, где угол был заставлен коробками с плетеными изделиями низовиков; и еще бог знает сколько вещей было втиснуто во встроенные шкафы в коридоре яруса…

Поздней ночью они лежали на кровати, которая днем служила сиденьем, и Элен говорила в объятьях мужа, говорила впервые за последние недели. Как бы ни были они близки, Элен никогда не делилась с Дэймоном воспоминаниями, но сейчас они неслись потоком.

Дэймон гадал, что она оставила на «Эстели», которую по сей день называла своим кораблем. Братство. Родство. Мораль торговцев общеизвестна, но он не мог представить Элен среди родичей, таких же, как те буяны, что высаживаются на станциях с целью кутнуть и переспать с любым, кто пожелает.

— Пойми, — сказала она, щекоча дыханием его плечо, — такова наша жизнь. А что нам остается делать? Спать с близкими родственниками?

— Ты иная, — упорствовал он, вспоминая, какой увидел ее впервые. Она пришла в офис юрслужбы по делам родственников… Всегда казалась гораздо более сдержанной, чем все остальные купцы. Разговор, затем вторая встреча… отлет и возвращение на Пелл. Никогда она не совершала вместе со всеми набегов на бары, не бывала в постоянных местах их сборищ. В тот раз она пришла к нему, Дэймону, и провела с ним все дни стоянки. Их женщины редко выходят замуж. Элен вышла.

— Нет, — возразила она. — Это ты был другим.

— Тебе все равно, от кого будет ребенок? — эта мысль не давала ему покоя. О некоторых вещах он никогда не спрашивал жену, считая, что и так знает, а сама она ни разу не заводила о них речи. Теперь он запоздало пытался их переосмыслить даже если это будет больно. Элен — это Элен. И он верил ей.

— А где еще нам брать детей? — спросила она, вызвав у него отчетливое, но непривычное чувство. — Мы их любим. Или тебе это кажется невозможным? Они принадлежат всему кораблю. Только теперь никого не осталось… — Впервые она заговорила об этом, наверное, напряжение отпускало ее. — Никого из них больше нет. — Она вздохнула.

— Ты называешь Элта Квина своим отцом, а Таю Джеймс — матерью. Чья же ты дочь?

— Его. С ее ведома. — Чуть позже она добавила: — Ради него она покинула станцию. Мало кто так поступает.

Вот Элен никогда не просила об этом Дэймона — ему это впервые пришло в голову. Предложить Константину расстаться с Пеллом? «Ты был бы способен на это?» — спросил он себя и испытал неприятное, гнетущее чувство. — «Должен был!» — твердо сказал он в уме, а вслух:

— Должно быть, это нелегко. И для тебя было так же трудно.

Она кивнула, шевельнувшись в его объятьях.

— Элен, ты жалеешь?

Легкое отрицательное покачивание головы.

— Теперь уже поздно об этом говорить, — произнес он. — Жаль, что мы не могли сделать этого раньше. Очень многого мы попросту не знали.

— Тебя это тревожит?

Он прижал ее к себе, поцеловал сквозь вуаль волос, сдул их, собирался сказать «нет», но просто промолчал. Потом проговорил:

— Ты видела Пелл. Ты знаешь, что ни разу нога моя не ступала на корабль крупнее челнока? Что я никогда не улетал с этой станции? Я просто не представляю, под каким углом смотреть на некоторые вещи. Понимаешь?

— Я тоже не знаю, можно ли просить тебя о некоторых вещах.

— О чем?

— Ну, например, о чем мы только что говорили.

— Не знаю, как тебе ответить. Смог бы я бросить Пелл? Я люблю тебя, но не знаю… Мы с тобой так недолго прожили вместе, и меня тревожит, нет ли во мне чего-то, о чем я до сих пор не подозревал. Пока я строю воздушные замки, надеясь дать тебе счастье на Пелле…

— Проще мне провести здесь какое-то время, чем выкорчевать с Пелла Константина. Стоянка — дело необременительное, и они нам не в диковинку. Вот только потеря «Эстели» никак не входила в мои планы, а то, что сейчас здесь творится, не входило в твои. Ты мне ответил.

— Как?

— Сказав о том, что тебя тревожит.

Его напугали слова: «они нам не в диковинку», но Элен все еще говорила, прижимаясь к нему, говорила не о пустяках, а о глубоких чувствах, о детстве торговца, о первой высадке на станцию. Ей было тогда двенадцать, и она испугалась грубых и высокомерных станционеров, считавших любого купца своей законной добычей. Поведала о том, как несколько лет назад на Маринере погиб от резидентского ножа ее родственник, даже не узнав, что стал жертвой ревности. И еще Дэймон услышал нечто невероятное: утрата корабля уязвила гордость его жены. Гордость. Эта мысль поразила его, и какое-то время он лежал в раздумьях, озирая темный потолок.

Поругано имя… Имя — собственность торговца, такая же, как корабль. Кто-то унизил Элен Квин, причем анонимно, и теперь у нее нет даже врага, чтобы отомстить ему и вернуть свою честь. Секунду он размышлял о Мэллори, о жестокости и самонадеянности элитной породы внеземельцев, о привилегиях аристократов. Мир в себе; закон улья; все общее и ничего своего; корабль принадлежит экипажу, а экипаж — кораблю. Купцы, способные плюнуть в глаза управляющему доком, отступали, бормоча угрозы, когда им приказывали Мэллори или Квины.

Несомненно, потеря «Эстели» принесла Элен горе… но не только. Еще — стыд: за то, что не разделила судьбу корабля, и за то, что в доках Пелла ей приходится пользоваться репутацией семьи Квин. И теперь за душой у нее не осталось ничего, кроме этой репутации. Мертвое имя, мертвый фрахтер. Наверное, тяжелее всего ей вынести сочувствие других купцов.

Она просила мужа только об одном, а он уклонился от ответа.

— Наш первенец, — произнес он, поворачивая к ней голову на подушке, — будет Квином. Слышишь, Элен? Константинов на Пелле достаточно. Отец может расстроиться, но он поймет, мама тоже. Мне кажется, так надо.