Сергей Казменко - «Если», 1995 № 07

Да, все это создал он. А кто он? Инженер — живая легенда, отголосок истории, снискавший официальное уважение и неофициальную подозрительность со стороны как неогешелей, так и надеритов? Конрад Корженовский, естественнорожденное человеческое существо, талантливейший отпрыск семьи надеритов, выдающийся математик и дизайнер? Вместилище мятущейся души Патриции Луизы Васкьюз? Да разве это важно? Кто он, как не пылинка в воздушном потоке, и кому какое дело до того, кем он был и что совершил в далеком-предалеком прошлом?

Скоро граждане Гекзамона попытаются вернуть себе утраченную вотчину. Очень возможно, что нынешние претенденты на Путь вынудят их разрушить Пух Чертополоха. Если это случится, в огненном вихре погибнет, наверное, и Конрад Корженовский.

Власть на власть, сила на силу, амбиции на амбиции…

Когда он в последний раз работал в парке? Почти забыл… У него вообще маловато подобных воспоминаний. После его гибели их собрали и заархивировали вместе с дублями…

А погиб он от рук ортодоксальных надеритов.

А еще его прокляли родители, ибо из-за него случился Исход.

Смутьян.

Да, этим словом сказано почти все.

Он вошел в круг растительного лабиринта в геометрическом центре парка. Внешняя живая изгородь, позабывшая садовые ножницы, доставала до пояса; в ее геометрии с трудом угадывались шахматный порядок, радиальные лучи и дуги. Некоторые углы представляли собой проекции трехмерных фигур, что особенно усложняло внешний лабиринт. Правда, человек, оснащенный имплантами, выбирался из него без особого труда, поскольку его память надежно фиксировала ориентиры — какие угодно и в любом количестве.

Корженовский вспомнил, как закладывал этот лабиринт, надеясь, что люди, приходящие сюда, не будут пользоваться имплантами. Большинство пользовалось. И это открыло ему кое-какие нюансы человеческой натуры. Бросать вызов обстоятельствам, испытывать свои силы по душе единицам. Прочих вполне устраивает путь наименьшего сопротивления.

Корженовский огляделся по сторонам и увидел в центре лабиринта, метрах в ста от себя, человека. Тот двинулся к выходу, а Корженовский — в обратном направлении, торопливо, как будто ему предложили состязание.

Поиски прохода отвлекали от тягостных мыслей и успокаивали. Корженовский не смотрел на человека, сосредоточенно вспоминая собственноручно начертанный план лабиринта. Но тот затерялся где-то в недрах памяти.

Когда их разделяли считанные концентрические круги внутреннего, менее сложного лабиринта, Корженовский поднял голову и посмотрел встречному прямо в глаза. На миг возникло чувство, что со дня реинкарнации минуло не сорок лет, а лишь несколько часов…

Он узнал Рая Ойю, главного открывателя Врат Бесконечного Гекзамона. Его появление было чудом сродни визиту Мирского — оба улетели вместе с владениями гешелей.

— Здравствуй. — Открыватель Врат поднял руку и указал подбородком куда-то мимо Корженовского, предупреждая, что они не одни. Инженер неохотно повернулся и увидел возле изгороди Ольми.

Его вдруг разобрал смех.

— Это что, заговор? Вы с Ольми заодно?

— Нет, не заговор, — ответил Рай Ойю. — Он ждал не меня. Однако это прекрасная возможность поговорить с вами обоими. Может быть, выйдем к господину Ольми? Лабиринт великолепен, но для приватных бесед не годится.

— Хорошо. — Инженер выговорил это слово медленно и четко.

— А ты как будто не удивлен, — сказал Рай Ойю.

— Я уже ничему не удивляюсь. — Корженовский подождал, пока к нему подойдет собеседник. Потом, шагая рядом с ним по дорожке, осведомился: — Ты, стало быть, тоже аватара? Предрекаешь конец света?

— Ничего я не предрекаю. Будете допрашивать? Выяснять, реален я или нет?

— Не будем. — Корженовский отмахнулся обеими руками. — Ты — Призрак Минувшего Рождества. Как пить дать, нашими делишками заинтересовались сами боги. — Он снова рассмеялся, негромко, устало.

— Так ты веришь, что я тот, кем выгляжу?

— Не то чтобы очень, — проговорил Корженовский. — Просто я допускаю: ты тот, кем стал Рай Ойю.

Бывший открыватель Врат выпустил одобрительный пикт. Корженовский не заметил у Ойю ни пиктографа, ни какого-либо другого проектора. Пикты появлялись ниоткуда, и одно это вызывало интерес.

— У меня к вам с Ольми просьба…

— Сдается, что мы ее уже выполнили.

— Я хочу убедить вас кое в чем очень важном.

— Я соглашался с Мирским. — Сказав это, Корженовский слегка устыдился. «Во всяком случае, часть меня соглашалась», — подумал он, а вслух сказал: — Поддерживал его.

Рай Ойю понимающе улыбнулся.

— Ты не пожалел труда, чтобы открыть Путь.

Корженовский снова махнул рукой, словно отгоняя наваждение.

— Я выполнял свой долг перед Гекзамоном.

— А других мотивов разве не было?

Инженер не ответил. У него не было других мотивов, и он не мог понять, что окрашивает его душу в тоскливые осенние тона.

— В тебе — дубликат психики очень необычной женщины. Я сам распорядился о ее копировании. Признайся, ты сейчас работаешь на нее?

— Вот, значит, как…

— Да, вот так.

— Пожалуй, в некотором роде я действительно работаю на нее. Но ее желания не противоречат моим обязанностям.

— Дубликат — это не полная личность. Если при копировании случился какой-нибудь сбой, пусть даже мотивации и базовые данные записались целиком и полностью, возникший в результате разум едва ли можно назвать целостным и надежным.

В сердце Корженовского сгущалось серое уныние.

— Меня донимали, — признался он. — Заставляли… подталкивали… — Он не смог договорить.

— Не расстраивайся. Все еще может обернуться к лучшему.

Корженовскому хотелось убраться куда-нибудь подальше, спрятаться… Да разве мог он тогда отказаться и предложить вместо себя кого-нибудь надежного, ответственного?

— Ты можешь воспользоваться ее талантами, — сказал Рай Ойю, когда они оказались за пределами лабиринта. — Теми, которые тебе достались.

Открыватель Врат поприветствовал Ольми пиктом, а тот в ответ лишь кивнул.

— Никто мне тут не удивляется, — посетовал Рай Ойю.

— Пора чудес. — Голос Ольми звучал напряженно, даже неестественно.

«Внешне спокоен, внутренне измучен, — подумал, глядя на старого друга, Корженовский. — Сейчас-то что тебя гложет, а?»

— Вы уверены друг в друге? — спросил Рай Ойю.

— Я ни в ком и ни в чем не уверен, — сказал Ольми. — Но разве у нас могут быть тайны от Финального Разума?

— Скажешь тоже… Ладно, как бы там ни было, нам определенно пора потолковать по душам.

Наверное, я выгляжу не лучше, чем Ольми, подумал Корженовский.

— Это место ничем не хуже любого другого, — сказал он. — Ни мониторов, ни дистанционных. Можно разговаривать пиктами.