Андрей Пасхин - Искатель. 2009. Выпуск №06

Дом с этой загадочной комнатой находился, да и сейчас находится, на весьма известной в Москве улице. Некогда, в очень отдаленные времена, на ее месте, прямо за кремлевским посадом, раскинулось низменное, болотистое урочище, прозванное в народе Козьим болотом, или попросту Козихой. Место было гиблое, глухое. Часто безлунными ночами в Кремле открывались ворота, и телеги или сани, покрытые рогожами, тянулись сюда с телами замученных и казненных. Со всего посада свозили тайком на болото убиенных холопов, замерзших бродяг и пьяниц, зарезанных в драке или татями бедолаг, да и всех тех, которым церковь отказывала в куске московской земли для последнего успокоения. Со вздохами, хлюпаньем и причмокиванием Козиха принимала всех без разбору и счету. Привезли как-то и молодую красавицу — холопку с боярского двора по имени Анастасия. Скрученная веревками, вся в крови, она только тихо стонала, когда слезала с телеги и с жуткой тоской в глазах заглядывала в лица трем хмурым бородатым мужикам, привезшим ее. «Пощадите, дядечки, не губите, отпустите, Христа ради. Молода я, гляди, не жила еще», — еле слышно молила она разбитыми губами. Два мужика помоложе отворачивались и жалостливо терли слезящиеся глаза рукавами кафтанов. Третий, беззлобно толкнув ее в спину, проворчал: «Иди ужо, такова твоя судьбинушка. Не надо было боярину перечить — чай, холопка, не барыня какая. А мы что? Мы не кровопийцы какие. Нам что прикажут, то и делаем. Мы люди подневольные. Не сделаешь — сам в Козихе сгинешь». Бормоча, он подталкивал ее в спину, уводя в глубь болота, до тех пор, пока Анастасия не оступилась на кочке. Стараясь сохранить равновесие, она сделала шаг в сторону и сразу провалилась в трясину до пояса. Мужик, покряхтывая и крестясь, пошел назад к сотоварищам. Болото захлюпало и зашипело, выпуская пузырьки газа и засасывая жертву. Связанная девушка беспомощно подняла глаза к слепому небу и скороговоркой, местами нараспев, стала читать молитвы. Когда зловонная жижа коснулась ее губ, Анастасия жадно глотнула последний раз воздух и закричала: «Будьте же вы прокляты, душегубы!» Затем жуткий, леденящий кровь, предсмертный крик ее потряс ночь. Козиха шумно вздохнула, ухнула и приняла очередную жертву.

Трое мужиков истово перекрестились, глядя на то место, где только что была девушка, и попросили Бога, чтобы тот принял ее душу. Они уже стали поправлять сбившуюся рогожу, намереваясь

ехать назад, как вдруг то место, где утонула Анастасия, осветилось мерцающим бледно-голубым светом.

Оцепенев от страха, мужики увидели, как из болота поднялась во весь рост и зависла в воздухе, едва касаясь земли, одетая в белый саван холопка. Огромные черные глаза ее, источавшие свет, были полны укоризны и устремлены на них.

«За что же вы меня убили, миленькие? Разве я согрешила чем перед вами? — как дуновение ветра, едва слышно, прошелестел ее голос. — Идите и вы ко мне, одной пусто и холодно». Она подняла руку и поманила их. Лица мужиков побелели, затем приобрели землистый оттенок, глаза остекленели, и они, безвольно опустив руки, покорно пошли на зов.

Болото снова зашипело, трижды вдохнуло и замолкло, теперь уже надолго. Видение исчезло. Утром одинокая лошадь с пустой телегой понуро стояла у закрытых ворот боярского терема. А через полгода в Москву пришла чума. Опустел терем. Разразившийся затем пожар стер его с лица земли.

Но это все времена далекие, смутные. Да и было ли все описанное на самом деле, кто теперь подтвердит?

Болото то в конце концов осушили и стали застраивать. При царе Иване Грозном поселились здесь ремесленники, ковавшие оружие, кольчуги и панцири. Звали их бронниками. Вольно или невольно, но мирные по сути своей ремесленники в конечном итоге исправно служили богу войны, разрушительному Молоху, неся своими изделиями не только защиту воинам, но также смерть и горе. В конце Бронной слободы облюбовал себе местечко Патриарх Московский, понастроил хором и, поскольку любил свежее козье молоко, отвел место для разведения коз — Козий двор. Так что Козиха как бы подтвердила свое историческое название. Основной улицей «старой» Козихи, соединяющей прежний посад с патриаршими владениями, стала Малая Бронная.

Часто горела в те времена Москва, но почему-то чаще всего эта улица. В 1812 году она выгорела дотла. После восстановления здесь поселились студенты, мелкие торговцы, ремесленники, люди бедные, обездоленные. Много людского горя видела улица в те времена. Самоубийства, душегубство, выброшенные на помойку новорожденные, попойки, страшные драки и поножовщина густо насыщали жизнь обывателей Латинского квартала, как тогда называли Малую Бронную улицу с ее переулками.

Так что историческая аура, если можно так сказать, у этой улицы весьма темная, и произойти здесь может, как раньше было, так и сейчас, все, что угодно.

На этой улице в доме № 20 в августе 1938 года я и родился. Правда, теперь она поглотила бывшую Патриаршую слободу и соединилась с Садовым кольцом, став длиннее Большой Бронной. Дом наш был построен еще до революции. Рядом с подъездом вплотную соседствовали маленькая обувная мастерская и парфюмерный магазин. Удивительную смесь запахов кожи, ваксы, «Белой сирени» и «Серебристого ландыша» я не забуду никогда. Дворов в доме было два. Оба гулкие, полутемные и неуютные. Детвора предпочитала собираться не в них, а возле «пробирки» — пробирной Палаты мер и весов, находившейся рядом с нашим домом. На цоколе ее ограды можно было свободно рассесться и заниматься своими делами. В подъезде был лифт с зеркалом и маленьким диванчиком. Лифт медленно и важно передвигался в сетчатой металлической шахте, и мы, дети, в основном пользовались им для подъема, так как спускаться по перилам и через три ступеньки было значительно быстрее и интереснее. На каждый пролет выходили двери двух квартир. Еще по две квартиры было на межэтажных пролетах, но смотрели они окнами не на улицу, а во двор. Помимо парадной основной лестницы была еще «черная», сплетенная из железных прутьев с железными перилами. Выкрашенная в черный цвет, она вполне соответствовала своему функциональному названию. Наша квартира находилась на пятом этаже.