Аврам Дэвидсон - «Если», 1995 № 11-12

Роман С. Витицкого «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» стал, несомненно, одним из основных событий 1995 года в отечественной фантастике. И хотя автор в литературной среде более чем известен, это его первая книга, так сказать, дебют. Перед вами, уважаемые читатели, первое интервью господина Витицкого в центральной прессе.

— Не могли бы вы рассказать нашим читателям, как возник замысел романа, что послужило отправной точкой?

— Я попробую, хотя, по-моему, ничего особенно необычного в истории создания этой книги нет. Много лет назад мне пришла в голову мысль о том, что люди нашего поколения, так называемые «шестидесятники», и те, кто немногим старшё, — люди, прошедшие войну, — дожили до этих дней по чистой случайности. Настолько часто и настолько разнообразно встречалась на нашем пути смерть, что поневоле задумаешься: нет ли здесь какой-то Руки Судьбы, которая протащила нас через все эти испытания и оставила в живых? Блокада, бомбежки, голод, эвакуация, повальная дизентерия, чудовищные антисанитарные условия и очень голодная жизнь в той же самой эвакуации, послевоенные годы, полные лишений… Те, кто воображает, что сейчас какой-то особенный разгул преступности, очевидно, просто не помнят больших городов 45-х—47-х годов. Да и в дальнейшем судьба нас тоже не жаловала, и было множество случаев отправиться к праотцам задолго до «среднестатистического» срока. И поэтому как-то в разговорах, беседах появилась у меня мысль, что, наверное, любопытно было бы поискать ка-кую-то закономерность в этом хаосе и представить себе ситуацию, когда человек вдруг четко осознает, что слишком много счастливых случайностей возникало на его пути, слишком часто он выигрывал в жизненной лотерее. Что-то здесь не так… Постепенно из рассуждений такого рода и возникла… я даже не знаю, сюжет ли, фабула ли, но, во всяком случае, подоплека, идея романа. В дальнейшем, когда дошло до дела, замысел, конечно, был усложнен, добавились соображения совсем другого порядка, это естественно. Кроме того, очень большую роль сыграло желание написать о тех событиях из жизни автора и из жизни его друзей и близких, которые представляют, как мне кажется, интерес. Из такого рода соображений и возникла эта книга. Причем, начиная роман, я ставил на кон, если угодно, свою судьбу. Мне казалось, что если я его не напишу, то смысл дальнейшей жизни в достаточной степени будет утрачен — если вообще можно говорить о таком понятии, как «смысл жизни». И каждый раз, когда работаешь в таких вот экстремальных установочных условиях, то не упрощаешь свою жизнь, а, естественно, усложняешь. Одно дело, когда пишешь, потому что получаешь удовольствие от работы, а другое дело, когда в процессе творчества пытаешься доказать что-то самому себе. Но, надо сказать, довольно быстро я понял, что книгу сделаю. Первоначально она состояла из трех частей, а не из четырех. И когда я написал первую часть — историю блокадного мальчика, то понял, что книгу закончу.

— Когда роман публиковался в журнале «Звезда», он имел подзаголовок «фантастический роман». Выйдя книгой в издательстве «Текст», он этот подзаголовок утратил. Почему?

— На мой взгляд, это безусловно фантастический роман. Просто в журнале, где публикуются произведения разных жанров, это определение как-то ориентирует читателей, а в книге оно необязательно.

— Однако роман весьма реалистичен, в нем лишь использован фантастический прием, или, точнее, просто усилена мера условности.

— Согласен, но здесь я присоединяюсь к точке зрения братьев Стругацких, которые в свое время ввели такое понятие, как «реалистическая фантастика». На мой взгляд, «Поиск предназначения» — именно реалистическая фантастика.

— Вопрос в том, что является основным фантастическим сюжетообразующим элементом. Ведь есть вещи, которые имеют определенное рациональное — если хотите, естественнонаучное — объяснение, а есть произведения, которые основаны на некой иррациональной посылке. И этот роман явно принадлежит ко второму типу. Вот, скажем, в повести «За миллиард лет до конца света» все-таки было использовано обоснование естественнонаучного характера…

— Различие между «Миллиардом лет…» и этой книжкой заключается только в том, что в «Миллиарде лет…» ПРИШЛОСЬ давать рациональное объяснение. Не потому, что авторы этого хотели, просто обстановка была такова, что чистая притча вынужденно маскировалась под научную фантастику. В данном же случае автор в подобной маскировке не нуждался, хотя хватило бы двух-трех абзацев для того, чтобы превратить эту, опять-таки притчу в НФ-роман. Для этого достаточно было назвать Руку Судьбы, допустим, процессом эволюции. Ведь эволюция тоже совершает очень странные, совершенно непредсказуемые, абсолютно непонятные действия с жизненным материалом. И если подумать, то для того чтобы мы с вами могли сейчас сидеть в мягких креслах и говорить в это странное микроскопическое устройство, называемое диктофоном, природе пришлось пройти гигантский путь от первичной молекулы до человека. Короче, чтобы возникла сегодняшняя ситуация, должны были произойти тысячи совершенно неуправляемых, казалось бы, совершенно неучитываемых случайностей. И это полная аналогия с движущей силой романа. Герой живет в поле случайностей, определяемых не им, но чем? Роком? Эволюцией?

— Или сверхцивилизацией?

— Да, и сверхцивилизацией. В конце концов можно пристегнуть и ее, почему бы и нет? Но зачем? Все это чистая условность… Что именно происходит с героем? А на самом деле то, что происходит, не суть важно. Важно то, как он сам относится к происходящему, его человеческая реакция на происходящее. Как он сам строит свою судьбу в рамках данного поля случайностей. Мне кажется чрезвычайно важным вывод, что человек не должен возноситься в гордыне, он обязан сохранять скромность при любом раскладе событий. И даже когда тебе кажется, что судьба вознесла тебя на неописуемую высоту, что ты обладаешь необычайными способностями — на самом деле ты не только бог, но ты еще и червь. Ты не только царь, но ты еще и раб. И любая из этих граней твоего существа может в любой момент проявиться. Как раз это итоговое, в каком-то смысле, ощущение от прожитой жизни, по-видимому, и нашло отражение в романе.