Томас Диш - «Если», 1995 № 09

«Да, меня страшит вовсе не сама опасность, а то, что она за собою влечет: чувство ужаса. Вот что заранее отнимает у меня силы и достоинство, я знаю — рано или поздно придет час, когда я разом лишусь и рассудка и жизни в схватке с этим мрачным призраком — СТРАХОМ».

— Сегодня едва ли не всякое издательство, интересы которого распространяются и на фантастику, осуществляет ее выпуск в рамках тех или иных серий — от продолжающейся «мировской» «Зарубежной фантастики» до «Золотой полки фантастики» нижегородского «Флокса». Найти в этих условиях собственную «экологическую нишу» — дело непростое. Что же заставило издательство «Лань» и вас, Андрей Дмитриевич, как составителя взяться за новую серию?

— Возможно, я идеалист, однако мне представляется, что рынок достаточно велик и места хватит всем — при условии, разумеется, что работа сделана на совесть. Но это, так сказать, позиция ума. А есть еще и позиция души — по-моему, главная. Мы оба — издатель, Анатолий Леонидович Кноп, и ваш покорный слуга — любим фантастику. И пришли к соглашению, что нам — не ведаю, для самоудовлетворения ли, для самовыражения или еще для чего — необходимо сотворить серию фантастики, такую серию, которой мы могли бы в идеале гордиться, на худой конец, за которую при любом раскладе не пришлось бы краснеть. Так и родились «Числа и руны».

— Кстати, а почему выбрано именно такое название?

— Хотелось, чтобы оно было возможно более емкое. Число — символ точного знания, символ универсальный (помните: «…потому что все оттенки смысла умное число передает»?); и, на мой взгляд, он вполне отражает и суть научной, твердой, экстраполяционной — называйте как хотите — фантастики. Руны же, если отвлечься от лингвистики и взглянуть с точки зрения литературной традиции, не менее универсальный символ фэнтези — ну какая же магия без рунических письмен?.. Таким образом, уже из названия явствует, что в серию с равным успехом будет включаться как НФ, так и фэнтези, и, добавлю, как переводная литература, так и отечественная.

— А каковы критерии отбора включаемых в серию произведений, по каким принципам серия организуется?

— Ну, с этим куда сложнее, чем с названием… Подход тут двоякий. Начнем с переводной литературы. Здесь мне — нам — хочется, чтобы серия (не сразу, разумеется, но в итоге) была достаточно репрезентативной. Чтобы в ней были представлены имена, без которых зарубежная НФ, начиная с поры американского Золотого Века и по сей день, попросту немыслима. Говорю об американском Золотом Веке как о временной вехе — ограничиваться англоязычной литературой мы не намерены, хотя место ее, несомненно, будет достаточно велико: что ни говори, а в мире-то она превалирует. Однако в планах у нас есть и французский, и немецкий тома, а в дальнейшем, надеюсь, география расширится. Но не это, разумеется, главное. Обращаясь к именам громким, мы намерены издавать те произведения, которые вовсе не известны отечественным читателям или, во всяком случае, малоизвестны. Так, вскоре увидит свет том Мака Рейнольдса (насколько мне ведомо, второй его авторский сборник на русском языке), а также два ранних романа Роберта Хайнлайна — «Там, за гранью…» и «Шестая колонна», причем эти последние выйдут под именем Энсона Мак-Дональда, под тем псевдонимом, под которым они были опубликованы в «Эстаундинг сайнс фикшн». Кроме того, мы готовим два тома Алгиса Будриса (его называли лидером поколения шестидесятых наряду с Робертом Шекли и Филипом К. Диком), а также тетралогию Эмиля Петайи «Сага об утерянной Земле», написанную по мотивам «Калевалы».

Что же до литературы отечественной, то здесь подход несколько иной. Мне хочется — ив этом мы с издателем опять-таки солидарны — представить здесь именно сегодняшний день русской фантастики; поле, таким образом, заведомо сужено. Разумеется, если вдруг — неким чудом — обнаружится никогда не публиковавшийся роман, скажем, Александра Беляева или Ивана Ефремова, такому произведению в «Числах и рунах» были бы честь и место… Увы, чудес практически не случается. И потому я намерен и впредь включать в серию новые книги уже известных наших фантастов, как это было в случае с «Гравилетом «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова или «Волшебной лампой генсека» Александра Тюрина, а также предоставлять возможность дебютантам: так, например, в этом году в составе серии должен увидеть свет роман петербуржца Андрея Легостаева «Наследники алвисида» — тридцатилистный том, являющий собой любопытную попытку отечественного вклада в «Артуриану». Впрочем, это о будущем. А пока я могу похвастать лишь пятью реально вышедшими книгами. Это «Гравилет «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова и «Волшебная лампа генсека» Александра Тюрина, коих я уже упоминал, а из переводных — «Последний единорог» Питера Сойера Бигла, «Зерно богоподобной силы» Мака Рейнольдса и «Ночь в одиноком октябре» Роджера Желязны. Надеюсь, впрочем, что к концу года это число удвоится.

— А утонуть в рукописях не боитесь?

— Надеюсь, я для этого достаточно прилично плаваю. И посему любым творческим контактам с господами сочинителями и переводчиками всегда рад. Милости прошу присылать рукописи на адрес издательства «Лань» или связываться со мной по телефону (812) 274-63-35.

По договоренности с Киром Булычевым, свои отчеты о командировках в Великий Гусляр он в первую очередь предлагает читателям нашего журнала. В последний раз писатель побывал в славном городе полгода назад, о чем мы сообщили всем заинтересованным лицам в третьем номере «Если».

И вот летописец снова в Великом Гусляре…

Лев Христофорович пригласил к себе Удалова на чашку кофе. Ксения не разрешала Корнелию Ивановичу пить настоящий крепкий кофе, к которому он пристрастился за время своих космических странствий, полагала его вредным для удаловского сердца, а Минц сам был кофейным любителем, умел выбирать, молоть, обжаривать и варить в старинных армянских турках такой напиток, что его запахом пропитывался весь дом, и жильцы — кто с завистью, а кто с негодованием — нюхали воздух и покачивали головами. Впрочем, любой из обитателей дома № 16 по Пушкинской улице мог заглянуть к Минцу на чашечку, если тот, конечно, не был занят изобретательством или научно-теоретическими размышлениями. Но Минц большую часть суток был занят.