Станислав Лем - Сексотрясение

Как дошло до мировой катастрофы - неизвестно. В самом ли деле запасы "Антисекса" взлетели на воздух из-за короткого замыкания и пожара цистерны с эфиром? Или к этому приложили руку промышленные конкуренты трех гигантов, поделивших мировой рынок? А может, тут была замешана какая-нибудь подрывная, ультраконсервативная или религиозная организация? Ответа мы уже не получим.

Устав от блужданий по бесконечным коридорам, старец усаживается на гладких коленях пластиковой Клеопатры (предусмотрительно опустив перед тем ручку тормоза) и в своих воспоминаниях приближается, словно к пропасти, к великому краху 1998 года. Потребители, все как один, с содроганием отвергли товары, наводнявшие рынок. То, что манило еще вчера, сегодня было как вид топора для измученного дровосека, как стиральная доска для прачки. Вечные, казалось бы, чары, биологическое заклятие людского рода, развеялись без следа. Отныне грудь напоминала только о том, что люди существа млекопитающие, ноги - что люди способны к прямохождению, бедра что есть и на чем усесться. И только-то! Как же повезло Мак-Люэну, что он до этой катастрофы не дожил, он, кто неутомимо истолковывал средневековый собор и космическую ракету, реактивный двигатель, турбину, мельницу, солонку, шляпу, теорию относительности, скобки математических уравнений, нули и восклицательные знаки - как суррогаты и заменители того единственного акта, в котором ощущение бытия выступает в чистом виде.

Все это утратило силу в считанные часы. Человечеству грозило полное вымирание. Началось с экономического краха, по сравнению с которым кризис 1929 года показался детской забавой. Первой загорелась и погибла в огне редакция "Плейбоя"; оголодавшие сотрудники заведений со стриптизом выбрасывались из окон; иллюстрированные журналы, киностудии, рекламные фирмы, институты красоты вылетели в трубу; затрещала по швам парфюмерно-косметическая, а за ней и бельевая промышленность; в 1999 году безработных в Америке насчитывалось 32 миллиона.

Что теперь могло привлечь покупателей? Грыжевой бандаж, синтетический гроб, седой парик, трясущиеся фигуры в колясках для паралитиков - только они не напоминали о сексуальном усилии, об этом кошмаре, этой каторге, только они гарантировали эротическую неприкосновенность, а значит, покой и отдохновение. Ибо правительства, осознав надвигающуюся опасность, объявили тотальную мобилизацию во имя спасения человеческого рода. С газетных страниц раздавались призывы к разуму и чувству долга, с телеэкранов служители всех вероисповеданий убеждали паству одуматься, ссылаясь на высшие, духовные идеалы, но публика равнодушно внимала этому хору авторитетов. Уговоры и проповеди, призывавшие человечество превозмочь себя, не действовали. Лишь японский народ, известный своей исключительной дисциплинированностью, стиснув зубы, последовал этим призывам. Тогда решено было испробовать материальные стимулы, премии, поощрения, почетные отличия, ордена и конкурсы на лучшего детопроизводителя; когда же и это не помогло, прибегли к репрессиям. И все равно, население поголовно уклонялось от всеобщей родительской повинности, молодежь разбегалась по окрестным лесам, люди постарше предъявляли поддельные справки о бессилии, общественные контрольно-ревизионные комиссии разъедала язва взяточничества; каждый готов был следить, не пренебрегает ли сосед своими обязанностями, но сам, как только мог, уклонялся от этого каторжного труда.

Катастрофа миновала, и лишь воспоминание о ней проходит перед мысленным взором одинокого старца, примостившегося на коленях Клеопатры. Человечество не погибло; оплодотворение совершается ныне санитарно-стерильным и гигиеничным способом, почти как прививка. Эпоха тяжких испытаний сменилась относительной стабилизацией.

Но культура не терпит пустоты: место, опустевшее в результате сексотрясения, заняла гастрономия. Она делится на обычную и неприличную; существуют обжорные извращения и альбомы ресторанной порнографии, а принимать пищу в некоторых позах считается до крайности непристойным. Нельзя, например, вкушать фрукты, стоя на коленях (но именно за это борется секта извращенцев-коленопреклоненцев); шпинат и яичницу запрещается есть с задранными кверху ногами. Но процветают - а как же иначе! - подпольные ресторанчики, в которых ценители и гурманы наслаждаются пикантными зрелищами; среди бела дня специально нанятые рекордсмены объедаются так, что у зрителей слюнка течет. Из Дании контрабандой привозят порнокулинарные книги, а в них такие поистине чудовищные вещи, как поедание яичницы через трубку, между тем как едок, вонзив пальцы в приправленный чесноком шпинат и одновременно обоняя гуляш с красным перцем, лежит на столе, завернувшись в скатерть, а ноги его подвешены к кофеварке, заменяющей в этой оргии люстру. Премию "Фемины" получил в нынешнем году роман о бесстыднике, который сперва натирал пол трюфельной пастой, а потом ее слизывал, предварительно вывалявшись досыта в спагетти. Идеал красоты изменился: лучше всего быть стотридцатикилограммовым толстяком, что свидетельствует о завидной потенции пищеварительного тракта. Изменилась и мода: по одежде женщину невозможно отличить от мужчины. А в парламентах наиболее передовых государств дебатируется вопрос о посвящении школьников в тайны акта пищеварения. Пока что, ввиду крайнего неприличия этой темы, на нее наложено строжайшее табу.

И наконец, биологические науки вплотную подошли к ликвидации пола бесполезного пережитка доисторической эпохи. Плоды будут зачинаться синтетически и выращиваться методами генной инженерии. Из них разовьются бесполые индивиды, и лишь тогда настанет конец кошмарным воспоминаниям, которые еще живы в памяти всех переживших сексотрясение. В ярко освещенных лабораториях, этих храмах прогресса, родится великолепный двуполый, или вернее, беспольник, и тогда человечество, покончив с позорным прошлым, сможет наконец вкушать разнообразнейшие плоды - гастрономически запретные, разумеется.