Александр Беляев - Мир приключений 1983. Ежегодный сборник приключенческих и фантастических повестей и рассказов

Урод замолк. Акира немного подождал, а потом, почтительно кланяясь, осторожно спросил:

— Не позволит ли сэнсэй своему нижайшему слуге задать несколько вопросов, ответа на которые мой слабый мозг не может найти?…

— Не слуге, Акира-сан, не слуге, — сказал Урод. — Спрашивайте обо всем, что хотите узнать.

Акира собрался с духом.

— Сэнсэй, я рад помочь вам. Но чем? Я простой солдат, и все, что я умею — это воевать. Сэнсэй изволил говорить о своей планете. Я — сын Японии и служу ей и только ей! — выкрикнул он, но тут же осекся и взглянул на Урода.

Тот молчал. Обругав себя за несдержанность, которая едва не погубила все, Акира продолжал, на этот раз монотонно и бесстрастно, будто произнося сказанное в тысячный раз:

— Да, я воин, сэнсэй, и я сын своей страны. Я должен быть уверен, что мудрые и благородные деяния, в которых сэнсэй предлагает участвовать и мне, слабому и ничтожному, пойдут моей родине на пользу или хотя бы не принесут ей вреда.

Урод вытянул к нему длинную руку:

— Но разве то, что будет благом для всей планеты, может обернуться чем-то иным для вашей родины, Акира-сан?

— Сейчас только одно может стать для нее благом, — глухо ответил лейтенант. — Моя земля мала, как лепесток цветка горной вишни, унесенный в океан свирепым ветром. Каждый цунами, каждое землетрясение делают ее еще меньше. Они рушат наши города, уродуют ноля и дороги. Так было много веков подряд, и сейчас все так же… Разве что к этому добавилось новое бедствие — война! Мы сопротивляемся изо всех сил, давно и упорно. Но ведь против нас — огромные страны. Сильные, хорошо вооруженные войска, новейшие тяжелые бомбардировщики, боевые корабли — все это брошено на нас. А сколько стран, готовых растерзать нас, как только мы окончательно ослабеем! Гибнут лучшие сыны моего немногочисленного народа. Гибнут с радостью, потому что нет счастья выше, чем пасть за императора, за священную страну Ямато!.. — задохнувшись, Акира замолчал. Потом заговорил снова, отчеканивая каждое слово: — Нас осталось немного. Но мы воюем. И когда японцев будет так мало, что враг сможет ступить на нашу землю, потому что бойцов в цепи останется меньше, чем колосьев в осеннем поле, мы последуем древнему обычаю самураев. Каждый из нас предпочтет смерть плену…

Урод слушал его не шевелясь. Потом спросил:

— Неужели нет никого, кто был бы на вашей стороне?

Акира отвел глаза.

— Нам помогала одна могучая держава, — уклончиво ответил он, — но из-за той же войны она сейчас в таком тяжком положении, что нам остается уповать только на милость богов…

В течение всего разговора они стояли друг против друга. Теперь Урод отвернулся и сделал несколько шагов к той гудящей тумбе, которую Акира заметил еще в начале допроса. Поднеся к глазам руку с овальным прибором, он что-то переключил в нем.

Над косо срезанной вершиной тумбы засветился маленький голубоватый шарик. Повинуясь манипуляциям Урода, он разросся, расплющился, превратился в огромный цилиндр и поплыл к Уроду. Застыв в пяти шагах от него, цилиндр мгновенно, будто скатанная циновка, развернулся и обрел молочно-опаловую непрозрачность. На нем замелькали клубящиеся пятна, струи, завихрения, и вдруг, внезапно и радостно, словно из распахнутого окна, хлынул густой, ярко-синий свет.

Это был океан — почти такой же, каким Акира видел его много раз во время тренировочных полетов. Но высота была много выше предельной: отражение солнца было величиной с десятииеновую монетку. Редкие облака тянулись внизу, как перья ковыля. Вся панорама медленно плыла поперек удивительного экрана, как под крылом бомбардировщика.

Акира забыл все, о чем хотел сказать, и все, что собирался утаить. Замерев, он смотрел на экран. Кулаки сжались перед грудью, словно в них был штурвал боевой машины.

Урод повернулся к нему и сказал тем же громким невыразительным голосом:

— Насколько я понял, Акира-сан, вы совершали полет на аппарате, использующем свойства газовой оболочки вашей планеты. Аппарат, в котором вы сейчас находитесь, способен двигаться в любой среде — плотной, жидкой, газообразной, в абсолютном вакууме… Радиус действия практически неограничен. Есть ли на вашей планете такие устройства, Акира-сан?

Лейтенант, дернувшись, поспешно вытер лицо и хрипло ответил:

— Нет, сэнсэй…

— Эта война отшвырнет вашу науку далеко назад, заставив ее совершенствовать только технику смерти, — продолжал Урод. От него шло физически ощутимое напряжение. — В нашей истории немало войн. И всегда они дорого стоили моему народу. Каждая сторона проигрывает. Победители — оттого что победа слишком многого потребовала, побежденные… Так почему же вы считаете, что, если мы сможем убедить народ всей планеты прекратить убийство, это ничего не даст вашей стране?

Акира слушал с каменным лицом. Он глядел на экран. Облака стали гуще, тяжелее. На выгнутой, словно бок чаши, поверхности океана появились мелкие серо-желтые крупинки — острова.

Когда лейтенант наконец ответил, в его голосе звучала только всегдашняя почтительность:

— Умоляю сэнсэя простить мою неучтивость, но я, видимо, очень скверно объяснил, какую войну ведет моя страна…

— О нет, главное я понял, — перебил его Урод. — Пусть вы одни против всех, но борьба за свободу — вот единственная мера. На стороне насилия может быть только сила, но хвала будет на стороне справедливости.

Собрав всю свою волю, лейтенант выдержал его взгляд. Наконец Урод отвернулся, взмахнул рукой, и панорама океана потухла.

Только сейчас лейтенант почувствовал, что вымотан не меньше, чем после воздушного боя. Колени тряслись, в горле першило, ладони были мокрые и холодные. С чего это он вдруг заговорил с Уродом, как с человеком? «Какое ему дело до Японии, что ему император? Он просто вызывал меня на откровенность. Ну и пусть: ничего такого я ему не выболтал…» И тут у Акиры мелькнула мысль, испугавшая его.

А Урод застегнул ворот своей одежды и сказал, совсем по-человечески потерев лоб:

— Суточный цикл подходит к концу. Пойдемте, Акира-сан, я провожу вас в каюту.

Масасигэ, сидя на возвышении, обратился к своему младшему брату Масасуэ и спросил его: «Последнее желание человека определяет его судьбу в грядущем. Что же из всего, что есть в десяти мирах, хочешь ты теперь?» Масасуэ хрипло рассмеялся: «Все семь раз родиться на свет человеком и каждый раз истреблять государевых врагов!»

Кое- чему он все-таки научил Урода. Тот и сам охотно шел навстречу — спрашивал не стесняясь, слушал не перебивая и следовал примеру лейтенанта не чинясь.

Вот он сидит напротив на неловко подвернутых под себя ногах. Трудно ему, но ведь терпит, Урод поганый. И поклон освоил, паук.