Александр Беляев - Мир приключений 1983. Ежегодный сборник приключенческих и фантастических повестей и рассказов

Лешка был в центре внимания. Раскрыв рты, все слушали, как он мелет что-то про турбины, компрессию и еще бог знает что. На меня подчеркнуто не обращали внимания, лишь Валька Широкова не выдержала и, уставившись на меня своими зелеными кошачьими глазищами, выдавила с ехидцей: «Что, съел?» Губы ее кривились, и я понял, что мне с ребятами лучше не ездить.

Именно тогда, после такого унижения, я попытался уничтожить переводные картинки. Я сжег их в раковине, и пепел смыл струей воды.

Спустя неделю я обнаружил всю пачку на прежнем месте — в одном из ящиков стола. Помнится, я даже обрадовался, потому что успел пожалеть о содеянном. Впоследствии бывало, что я снова пытался избавиться от картинок — всякий раз, когда не удерживался от соблазна воспользоваться ими в своекорыстных целях, а потом раскаивался…

Лешку Глухова я увидел в последний раз через несколько лет после окончания школы. Он шел по улице вместе с Наташей Фроловой, нашей одноклассницей. Не виделись мы давно, и все же по каким-то едва уловимым признакам я сразу догадался, что их связывает не просто дружба. Вообще-то ничего особенного: Лешка с Наташей учились в одном институте, и все же мне стало не по себе. Видимо, сказалась давняя неприязнь к Глухову. Что касается Наташи, мне было, конечно, безразлично, на ком она остановит свой выбор. Но вот чтобы на Лешке!..

Минут пять мы болтали о разных пустяках, больше из вежливости, чем по необходимости. Я отвечал невпопад, потому что мысли мои были заняты другим. Распрощались мы прохладно, как оно и бывает, когда людей ничто не связывает. Через несколько дней Лешка с Наташей собирались вместе ехать к месту распределения, но я уже твердо знал, что Глухов поедет один…

Поначалу эта история меня даже забавляла. Я как ни в чем не бывало здоровался с Наташей, с которой мы теперь сталкивались на улице почти ежедневно. Впрочем, мне все же было неловко, и в лицо ей я старался не смотреть. Она же пыталась заговорить со мной, и от этого мне становилось совсем не по себе: будто разговариваешь с человеком, чьи мысли для тебя — открытая книга, а показать этого нельзя.

Глухова я больше не видел: наверное, он в положенное время уехал. А Наташа почти никак не выдавала своих чувств, но я, зная, в чем дело, вдруг стал воспринимать малейшее проявление внимания к своей особе как преследование. Я начал избегать Наташу, хотя и понимал, что причиняю ей боль.

Изменить я ничего не мог — мое желание исполнилось, и вернуть все назад я был не в силах. Я даже Лешку теперь жалел…

В конце концов я решил объясниться с Наташей и сам назначил ей свидание.

«Если понадобится, расскажу ей все как есть, — подумал я, — только бы это кончилось… И будет лучше, если кто-то из нас уедет потом из города».

Мы встретились под вечер.

Ветра не было. Медленно, хлопьями, падал снег. Наташа на ходу ловила снежинки на протянутую ладошку, сейчас она казалась еще моложе своих двадцати трех лет.

— Под такой снегопад хочется танцевать вальс, — сказала она. — И музыки никакой не надо… Правда?

— Правда, — сказал я, — только я не умею вальс.

— Я тебя научу, хочешь?

— Прямо здесь?

Наташа рассмеялась и взяла меня за руку.

— Ну конечно!

Мы остановились в белом конусе света, выхваченном из вечерних сумерек уличным фонарем. Я знал, что пора начинать разговор, ради которого мы встретились: чем позже я это сделаю, тем будет труднее.

— Наташа… — сказал я и впервые посмотрел ей в глаза.

Я увидел в них… Никогда не прощу себе, что не посмотрел в них раньше!

— Наташа, — сказал я и взял ее холодную ладонь в свои руки. — Хочешь, я принесу тебе цветы?

— А что?… — удивилась она.

— Я принесу тебе их в следующий раз. Огромный букет…

И я принес.

Стоял конец декабря, но на этот раз я не стал прибегать к помощи всемогущих картинок, а просто поехал в соседний город и к концу дня сумел раздобыть букет цветов. Буквально чудом.

Домой я возвращался в полупустой электричке.

Я посмотрел в темное окно и увидел в нем свое отражение с газетным кульком, выглядывающим из расстегнутого пальто. Отражение тряслось и покачивалось, оно выглядело усталым, и чтобы ободрить его, я подмигнул ему и выпрямился на жестком сиденье…

И вот сейчас я каждый вечер прихожу в парк и подолгу сижу на памятной скамье. Стоит осень, погода сырая, прохладная. Я сижу, плотно запахнув плащ, и, пряча подбородок в воротник, смотрю, как с деревьев облетают листья. Наташа не спрашивает, где я бываю. А я так и не открыл ей своей тайны…

Со стороны я, наверно, похож на того человека. Не знаю, почему он пришел в тот день сюда. Может быть, он тоже любил осень, листопад, зябкий пронзительный воздух и запах дыма… Не знаю.

Временами мне удается забыться. Я просто сижу и любуюсь уходящей вдаль аллеей, налипшими на асфальт листьями, поредевшими кронами кленов. Я перебираю в памяти обрывки стихов и читаю их про себя, едва шевеля губами. Я забываю, зачем я сюда пришел, а когда вспоминаю, то пытаюсь обмануть себя надеждой на встречу с моим злым гением. Ведь он еще не был стар, тот человек, когда я встретил его, и, может быть, жив до сих пор. А может быть, он вовсе и не злой — просто я не сумел распорядиться его даром?

Но он не придет, я знаю это наверняка, как не приду больше и я, как только избавлюсь от переводных картинок. Я касаюсь рукой пиджака, нащупываю во внутреннем кармане плотный пакет. Сзади слышатся голоса мальчишек. В этот час они возвращаются из школы. Вот трое из них проносятся мимо меня: куртки расстегнуты, портфели — за спиной, они колотят палками по опавшим листьям, по скамейкам и стволам деревьев, издают воинственные вопли.

Я долго смотрю им вслед и снова прикладываю руку к груди. Казалось бы, что проще — встать и пойти за ними?…

Не могу.

Не могу даже встать. А сзади вновь приближаются беззаботные звонкие голоса…

— Все! Опустились! — устало проговорил Невиль и откинулся на спинку кресла.

С минуту они молчали, взволнованные торжественной тишиной, наступившей после выключения тормозных двигателей. Оба, конечно, думали сейчас об одном и том же: если сигналы сверхмощного радиоизлучения, уже давным-давно отмечаемые в районе этой планеты, действительно подавались высокоорганизованной разумной цивилизацией, то тогда им, Невилю и Бельеру, выпало счастье своими глазами увидеть живых существ инопланетного происхождения. Впрочем, могли ли они считать себя первооткрывателями? Ведь едва на Земле зарегистрировали эти сигналы, в космос отправился самый совершенный в ту пору звездолет, который должен был долететь до планеты через 180 лет. Ничего страшного! Достигнутое на Земле долголетие это позволяло. Затем, 150 лет спустя, когда появились более совершенные конструкции, стартовал еще один, идущий уже со световой скоростью звездолет. Понятно: ведь всем на Земле хотелось как можно скорее узнать о природе сигналов и, может быть, впервые встретиться с чужим разумом. И наконец — третий, их надпространственник «Привет», который затратил на путь сюда лишь несколько месяцев.