Кристофер Сташефф - «Если», 1996 № 01

Девушка, издав нетерпеливый возглас, пробралась сквозь кусты и оказалась перед ним — стройная фигурка в длинном темно-синем плаще. Она наклонилась. Рука, по самое запястье закрытая жестким обшлагом, вынырнула из складок плаща и крепко взяла его за плечо. Няня помогла ему встать на ноги.

— Пойдем скорее, — повторила она. — Понять не могу, что с тобой сегодня случилось.

Выбравшись из кустов, она взяла его ручонку своей и вновь позвала:

— Барбара, пойдем.

Роберту не хотелось смотреть на Барбару. Внутри у него все сжалось, словно в ожидании боли. Но он все же обернулся. И увидел фигурку в белом пальтишке, со всех ног бегущую к ним по траве. Барбара походила на большую куклу. Роберт не мог отвести от нее глаз. Он совсем забыл, что она когда-то была такой хорошенькой и веселой и могла бегать не хуже других детей.

Никогда в жизни ему не снилось ничего прелестней. Никакой бессмыслицы, никакой путаницы. Изумительный сон. Все кругом как настоящее. С четырех сторон тихую площадь окружали дома, похожие один на другой, различавшиеся только цветом. Вокруг слышались звуки, давно им позабытые: стук копыт, легких и тяжелых, скрип и дребезжание повозок. В этот мерный шум вплетался перезвон цепей и упряжи, а с соседней улочки доносился когда-то знакомый мотив шарманки. Клумбы с тюльпанами исчезли, круглые скамейки, как прежде, опоясывали толстые старые стволы деревьев, высокая ограда, точно такая, как помнилась ему, охраняла сад от чужого вторжения. Роберту хотелось остановиться и вновь как следует рассмотреть все кругом, но это оказалось невозможным.

— Ну-ка, поспешите, — послышался сверху голос. — Вы опаздываете к чаю, и вряд ли кухарка станет вас ждать.

Пока няня отпирала и снова запирала калитку, пришлось подождать, потом, держась за ее руки, они пересекли улицу и приблизились к знакомой входной двери с медным молотком. Как ни жаль, но им пришлось войти через боковую дверь, а не в этот замечательно красивый подъезд.

В детской все было так, как прежде. Он остановился, чтобы оглядеться хорошенько.

— Роберт, сейчас не время мечтать, — торопил все тот же голос.

Он отправился за стол, продолжая озираться по сторонам и узнавать старых друзей. Деревянная лошадка-качалка с облупленной нижней челюстью. Высокая каминная решетка и коврик перед нею. Три перекладины на окне. Выстроившиеся рядком игрушечные домашние животные. Газовая лампа, мягко шипевшая на столе. Календарь с картинкой, изображающей трех пушистых котят, а под ними черные и красные буквы и цифры: МАЙ 1910. «Тысяча девятьсот десятый, — подумал он, — значит, мне должно быть семь лет».

Когда они уже заканчивали еду — не слишком аппетитную, но, несомненно, полезную — Барбара спросила:

— Теперь мы пойдем к маме?

Няня покачала головой.

— Нет. Ни ее, ни папы нет дома. Я думаю, они заглянут к вам, когда вернутся, — если будете хорошо себя вести.

Сон продолжался, невероятно подробный н яркий: купание перед сном, укладывание в постель. Давно забытое возвращалось к нему, удивляя своей реалистичностью. Няня на минуту оторвалась от своих дел, чтобы заметить:

— Что-то ты тихий сегодня. Как бы не заболел.

Роберт лежал в знакомой комнате, которую освещал лишь слабо мерцающий ночник, и пытался понять свои ощущения. Сон длился уже долго — хотя так бывает, самое запутанное сновидение может уложиться в несколько секунд. Может быть, это какой-то особый сон, а в конце концов он проснется на стуле в саду. А может быть, он умирает и, как говорится, вся жизнь проносится перед ним, только, по счастью, проносится так медленно… Возможно, он переутомился, что ни говори, ведь он еще недавно был серьезно болен.

Роберту вспомнился сухопарый человечек ученого вида, Пендлкакеготам, нет, Прендергаст, всплыло в памяти. Тут его как ударило — он даже сел на постели, дико оглядываясь кругов. Ом ущипнул себя — так всегда делают, чтобы проверить, спишь иди бодрствуешь, — и похоже было, что не спал. Роберт вылез из кровати и осмотрелся. Пол под ногами был твердым, воздух — прохладным, ровное дыхание спящей Барбары доносилось из ее кроватки. Постояв несколько минут, он в замешательстве снова залез в постель.

Люди часто говорят: «Если бы только можно было прожить жизнь сначала». Именно об этом толковал Прендергаст…

Смешно… просто бессмыслица, конечно, а кроме того, жизнь начинается не с семи лет, к тому же это противоречит всем законам природы… нет, невозможно. Но если предположить… просто предположить, что один шанс из миллиарда…

Бобби Финнерсон лежал тихонько, обдумывая эту невероятную возможность. Он неплохо преуспел в жизни благодаря только собственным способностям, но теперь-то, обладая знанием, чего только он не сможет достичь! Заняться радио, производством пластмасс, синтетики всех видов… зная о двух грядущих войнах, о буме, который последует за первой… и о кризисе 1929 года. Представляя себе направления развития промышленности. Имея сведения об оружии второй мировой войны до того как она начнется, будучи готовым к наступлению атомной эры… Он припоминал всю разрозненную информацию, накопленную за пятьдесят лет… В чем же тут хитрость? Он озабоченно размышлял: должен быть непременно какой-то подвох, что-то, препятствующее передаче его полезных знаний. Нельзя переиграть историю. Но что же может ему помешать предупредить, к примеру, американцев о Пирл-Харборе или французов о военных планах Германии? Что-то должно остановить его, но что именно?

Когда-то он читал нечто подобное… кажется о параллельных мирах?

Нет. Этому всему нет никакого объяснения, несмотря на необыкновенное сходство с реальностью. Пусть он ущипнул себя, все равно это сон, всего-навсего сон… или нет?

Спустя часа два скрипнули половицы. Тихо приоткрылась дверь, из коридора упал луч света и тут же исчез, когда дверь затворилась. Бобби, лежа тихонько и притворяясь, что спит, прислушивался к осторожным шагам. Когда мать наклонилась над ним, он открыл глаза. И не поверил им. Она была так красива в вечернем платье, с сияющими глазами, так молода — совсем девочка. Она смотрела на него, легкая улыбка блуждала на ее губах. Он протянул руку и коснулся гладкой щеки матери. И вдруг его молнией пронзило воспоминание о том, что ждет ее. У него перехватило дыхание.

Мать обняла его и притянула к себе, успокаивая тихонько, чтобы не разбудить Барбару.

— Ну, что ты, мальчик мой. Ничего не случилось. Я разбудила тебя, Бобби? Плохой сон приснился?

Он вздохнул, но ничего не ответил.

— Ничего, дорогой. Сон — это всего лишь сон. Забудь его и усни снова.

Она поправила ему одеяло, легко поцеловала и пошла к кроватке, где мирно спала Барбара. Спустя еще минуту она удалилась.