Лертукке - Последняя легенда Анкаианы

Он уже успел повесить скрипку на место и теперь сидел на стоящем посреди комнаты чемодане, уперев локти в колени и склонив голову.

- Аланкрес...

Аланкрес не пошевелился.

- Аланкрес, кто это... сочинил?

Вампир приподнял голову настолько, чтобы коротко взглянуть на нее сквозь свисающие на лицо выбившиеся из хвоста спутанные волосы.

- Ты.

Кэсси некоторое время молчала, затем вынула из магнитофона кассету, с намерением засунуть ее чуть ли не под подушку.

-Нет, - сказал Алик, появляясь рядом и протягивая руку, - ты оставишь ее мне.

- Но почему?

- Она мне нравится. Это могло быть только раз.

- Ее можно переписать...

- Жизнь нельзя переписать. Или я получаю от тебя единственный экземпляр, или...

- Или?

- Или я получаю и то, и другое, - после некоторой паузы, монотонно и глухо сказал вампир.

Когда костлявые пальцы сомкнулись на по другую сторону от кэссиных, девушка настойчиво притянула Алика за кассету.

- Всегда так, - сказала она. - Всегда мне остаются только воспоминания... "И то, и другое..." А мне, елки, ни того, ни другого.

- У тебя останется твоя жизнь, - вкрадчиво и немного насмешливо сказал Алик. - На память обо мне.

- На хрена мне такая жизнь!.. Давай.

- Что?

-Сыграй себя и отдай мне. А то я тебя растворю в царской водке, разолью по бутылкам и буду хранить в подвале.

- И не забудь набить чучело из теткиной кошки, заморозить симпатичные тебе продукты, засушить все цветы, до которых дотянешься... А я, кстати, не такое уж золото, чтобы растворяться в царской водке.

Кэсси отобрала у него кассету, вставила в магнитофон. Отмотала. Нажала кнопку воспроизведения и ничего не услышала.

- Как ты совершенно правильно заметила, - сказал вампир, садясь рядом и обнимая ее за плечи, - я не умею играть на скрипке. Просто мне сегодня хорошо, и я решил поделиться. А это все действительно о тебе.

- Спасибо, любезный Алик, - через некоторое время смогла произнести Кэсси.

Черные листья всплывали за окном из синеватого предрассветного тумана. Кэсси деликатно, двумя пальцами убрала со своего плеча руку Алика, потому что даже мысль о таком его прикосновении показалась ей странной, как только она ее осознала. А осознала не сразу, потому что рука была теплой. При мысли о том, каким образом сосед по комнате этого тепла набрался, ее передернуло. Аланкрес повиновался.

- Ты...

Кэсси рассматривала тонкие пальцы. На безымянном ноготь был разломан надвое, точно вдоль.

- Ты, когда... когда ты уходишь, - выдавила из себя Кэсси, и сделала паузу, обозначая ситуацию, - ты... оглядываешься?

- Нет.

Очерченные слишком прямыми линиями губы чуть разомкнулись на фоне светлеющего окна.

- Ты не... - внезапно возникшая мысль показалась ей абсурдной.

- Возможно. Иногда мне так кажется. Вот сейчас, например. Я не боюсь рассвета, а он будет уже через полчаса.

-Но в тебе зло.

- Не знаю. Мы не различаем добра и зла так, как их различаете вы.

- Кто "мы"?

- Те, кто ушли.

- Ты сейчас в своем прошлом?

- Я ... - поймав взгляд Кэсси он не стал продолжать, - ...очень любил встречать рассветы. Все кажется замершим и загадочным. Ветер стихает, холод. И на листья медленно оседает туман. А потом, когда капли росы поделят между собой нежные оттенки радуги, начинают петь птицы. Они еще сонные, им холодно, но они знают, что это ненадолго... Встреть за меня рассвет.

Кэсси вышла в холодную тишину осеннего сада, посмотрела на желтеющие и краснеющие листья, на намокшие и увядшие цветы, облетевшие несколько сиротливых роз на грядке, землю, покрытую инеем и, опустившись на ступени крыльца, смотрела, как смешиваются перед глазами дрожащие и посветлевшие краски чтобы, подобно росе, стечь по щекам.

В этот день она тоже не уехала.

Спать больше не хотелось, кошка бегала следом и громко орала, обрадовавшись, что, наконец , исчез Алик. От своего корма тварь отказалась, Кэсси сварила ей кашу, налила в миску и поставила у двери, а сама решила помыть оставленную с вечера тарелку. Во время этого процесса оторвалась труба из-под раковины, немного воды вылилось прямо в помойное ведро, Кэсси взяла его и понесла выносить. По дороге вспомнила, что забыла выключить воду. Быстро вытряхнув помои, наполовину себе на ноги, она бегом вернулась в дом, отловила в луже трубу и, выключив воду, попыталась приладить трубу на место, попутно задев оставленную на краю раковины тарелку и разбив ее. Кошка, вся на нервах с прошедшей ночи, от этого звука ломанулась вон, опрокинув по дороге недоеденную кашу, пробежала по ней, оставляя в сторону двери богатые манные следы и исчезла.

Кэсси собрала тарелку. Бросила в ведро, куда тут же грохнулась труба. Вынимая ее, скользкую и мокрую, Кэсси порезала палец о фарфоровый осколок с незабудками. А когда вытирала разлитую по полу кашу, налила на порез грязной воды, от чего в пальце появился неиссякаемый источник противной дергающей боли. Пол она, правда все же вытерла, миску помыла, а ведро чуть не вынесла вместе с трубой, но потом вернулась, осторожно выковорила ногой последнюю, попытавшись не просыпать осколки и пошла к помойной куче. По дороге, оклемавшаяся и вспомнившая, что она голодна, кошка догнала ее. Наступив на нее, Кэсси поняла, что в этот день лучше никуда не ехать. Она поставила ведро на грядку, села на него, еще немного посидела, покурила и решила сегодня, соблюдая всю возможную осторожность, пойти к Оське.

Когда она подошла к калитке, то увидела прислоненный к стене дома мотоцикл. Она вспомнила слова Аланкреса про то, что он собирается охотиться в городе и почувствовала себя так, словно ее посадили охранять большую бомбу, которую планировалось сбросить в мирном поселке. Когда Алик проснется, подумала она, надо сказать ему, чтобы он убирался вон.

Мысли о питании Алика почему-то вместо отвращения напомнили ей самой, что она еще не завтракала. Во время осторожного приготовления еды пошел дождик, и Кэсси решила остаться дома. Она немного позанималась всякими домашними делами, избегая колюще-режущих предметов, а после обеда засела в ванне с книжкой. Та была такой замечательной, что Кэсси очень скоро забыла о своем неудачном дне, о бандитах, об Алике, Генрихе и прочей дребедени. Она заснула, и ей снился какой-то очень замечательный сон, который забылся, как только она открыла глаза.

В ванну текла струйка горячей воды. Кэсси подумала что, если б не эта струйка, она замерзла бы. В руке у нее была книжка, а между книжкой и пальцем - записка, на которой мелким и округлым почерком было:

"Кошка твоя очень любит ваниль - она съела кашу с ней даже в моем присутствии. А еще у тебя странная раковина, у них вообще-то внизу труба, если я правильно понял, но у твоей ее нет, поэтому я какую-то приделал, чтобы помыть миску. Хотя, может, не надо было, кошка ее оставила почти чистой.