Адам Робертс - Соль

Война стала приправой к пище. Без нее наша жизнь напоминала бы утомительное бесконечное брожение по кругу: посадка растений и сбор плодов, брак и рождение детей, взросление, старение и смерть. Но война дала нам цель, интерес, возбуждение. Пища приобрела специфический вкус. Как соль необходима в организме, так и война — в теле и политики, и жизни вообще. И теперь я могу вознести хвалу Богу за то, что Он выбрал такой подходящий символ нашего существования. Планета — это ребус в божественном замысле.

Вот уже полтора года прошло, как моего Жан-Пьера нет со мной. Его сразила игла снайпера: неведомый стрелок, словно трус, из-за угла выполнил свою задачу, которую нашептал ему на ухо Змий! Спрятался в темноте на безопасном расстоянии и отравил счастье Эдема…

После этого я пребывал в ярости несколько недель. Крушил мебель в своем бункере в приступе гнева и бесконечного горя. Выл как животное. Мои генералы вылетели из кабинета в ужасе, когда я голыми руками отбил край деревянного стола. Позже — воспоминания все еще причиняют боль, которая мешает мне вести повествование, — сидел в ванной комнате при кабинете. Сидел на полу, в неясном свете ламп, и рассматривал себя в зеркалах на потолке и дальней стене.

Какое жалкое зрелище: старый, бледный мужчина с гротескными чертами. И все же во мне обитала жизнь. А в молодом прекрасном Жан-Пьере уже поселилась смерть…

Думаю, я ненадолго потерял рассудок от горя, по крайней мере не вполне осознавал свои действия. Враги заявляют, будто я приказал немедленно отравить все Персидское море и взорвать пару атомных бомб в основных точках Северных гор. Смешно. Даже если мне и пришла в голову такая разрушительная акция, которая наверняка повлекла бы за собой незамедлительный ответ со стороны двух оставшихся персидских наций, мои генералы разумно проигнорировали бы подобный приказ. Только вот я не могу поверить, что говорил такое. Не могу поверить, что мог использовать свою власть для принятия столь пагубных решений.

С другой стороны, мне кажется, что мои враги были не прочь испортить отношение народа к своему вождю. Естественно, я бы никогда не пошел в своем гневе дальше разгрома собственного кабинета.

Но горе действительно поглотило меня.

Я санкционировал постройку (стоившую немало денег, потому что новые программы для фабрик нуждались в тщательной проработке, в прежнем обеспечении обнаружились грубые ошибки) нескольких технических средств для боевых действий в горных условиях.

На северных территориях у нас возникали неразрешимые проблемы: спутники мало чем помогали в получении информации, автомобили и грузовики не могли проехать в горах, на самолетах же не было ни необходимого разведывательного оборудования, ни надежных платформ для установки достаточно мощного оружия. Это означало, что мы вынужденно обходились некоторым количеством пеших патрулей в районе, который противник знал куда лучше, чем мы. Неудивительно, что наши солдаты погибали во множестве несчастных случаев.

Итак, я приказал создать техническое средство, достаточно маневренное, чтобы прокладывать себе путь среди горных пиков, и в то же время достаточно надежное, чтобы выстоять и послужить защитой людям в бою. Затратив огромные средства мы спроектировали и построили низколетящий аппарат с тяжелым бронированием, который стал известен под названием «Сенарский боевой самолет 7», или СБС-7. Он поможет нам наконец завершить войну — войну, которую мы уже выигрывали, снова и снова, но которая не желает прекращаться.

Однако решить все проблемы с вводом СБС-7 в строй оказалось не так легко. Мы произвели четыре аппарата, прежде чем обнаружили неполадки в их двигателях, и в результате получили кошмарную катастрофу, которую наверняка все видели по телевизору. Так что техникам пришлось в срочном порядке переделывать СБС-7, и запустили их в производство на шесть месяцев позже, чем планировали.

И этот дурацкий промах в конструкторской разработке стоил мне жизни моего любимого Жан-Пьера! Если бы ему дали новый самолет, он патрулировал бы территорию на нем. А так из-за глупой ошибки он лишился авиационной поддержки и продолжал руководить пешим отрядом…

Жан-Пьер отправился в поиск через несколько минут после окончания утреннего Шепота — к тому времени его подчиненные уже принесли мне отчеты — и три часа двигался по опасному району.

На четвертый час он встретил группу людей и обменялся с ними несколькими выстрелами, но наша огневая мощь превосходила вражескую, и свора разбойников в панике отступила. Конечно, мой Жан-Пьер последовал за ними. Может, его заманили в ловушку? Неужели эти дьяволы намеренно вели его за собой, завлекали все дальше в глубокие темные горные пещеры? Но мы не можем добавлять в рассказ собственные домыслы, как бы правдоподобны они ни были. Он собрал людей и бросился в погоню, настиг противника в считанные минуты и начал преследовать их по пересеченной местности.

Жан-Пьер — не подумав, по словам одного лейтенанта и мудро — словам другого; но ни один из них не понимал храбрости моего мальчика так, как я, — превосходная смелость совершенная чистота, — так вот, потом Жан-Пьер последовал за врагом в горную пещеру и попал под сильный перекрестный огонь.

В отчетах не указывается, как восприняли это солдаты. Точно так же не передают сухие факты и остроту ситуации и внезапное жуткое осознание опасности, бесшумный блеск игл в наполненном солнцем воздухе.

Я ощущаю близость к его душе, когда переживаю заново этот момент.

Итак, Жан-Пьер попытался отступить, но обнаружил, что вражеский отряд обошел его с тыла. Многие из наших людей получили тяжелые ранения. В отчетах говорится, что солдаты падали, утыканные иглами, и, даже умирая, не переставали стрелять.

Умение и навыки Жан-Пьера позволили его группе перестроиться. Сенарцы начали прорываться сквозь заслон. Потом наши отступили, а что бы на их месте сделали вы под постоянным огнем, преследуемые многочисленным отрядом противника? Сенарцы отошли в образцовом порядке и, в конце концов, прорвались на открытое место — холм, спускавшийся к берегу моря, откуда уже можно было увидеть новый город.

Три четверти наших солдат мы потеряли, ни один не избежал ранения, но мой Жан-Пьер выжил и смог провести своих людей к побережью с подобающим достоинством. В том-то и насмешка судьбы. Когда до первых строений остались считанные метры, за несколько минут до торжественной встречи, в тело нашего великого воина вонзилась игла.

В отчетах происшествие отразили в деталях, еще раз подтвердив, что трагедия иногда прячется под маской комедии. Говорят, наши бойцы вышли на соляную пустошь. Что им осталось несколько сотен метров до главных ворот в город, что они уже ясно видели лица друзей, стоявших там, когда Жан-Пьер — солдаты, конечно, не называли его по имени, но я не могу заставить себя испортить повествование, обозначая моего дорогого мальчика военным званием и только, — внезапно споткнулся и растянулся на земле, как ребенок. Наверное, кто-то даже засмеялся. Солдаты — известные весельчаки. Но Жан-Пьер не поднялся.