Н Ляшко - Камень у моря

Маркушку трясла та самая лихорадка, которая обжигает все кровинки и которую можно только выплакать.

Место, где он даст волю слезам, было еще далеко. Там он наплачется, уснет на теплых руках матери, и вес, казалось ему, кончится. Он не ел, торопился, ночью разбудил Ивана и указал на спящего стражника:

- Идем, тес, пусть чорт спит.

Иван подчинился Маркушке, и стражник догнал их, когда из-за гор показалась мреющая крышами знакомая долина.

Маркушка отделился от Ивана и побежал. Иван с трудом доплелся до сада и в изнеможении вошел в мазанку. Маркушка пронзительно плакал и икающе лепетал о чем-то. Аграфена, бабка и Аииоим гладили его, хотели понять, о чем он лепечет, и набросились на Ивана:

- Чего вы там наделали? Нас обыскивали тут. Перерыли все...

Иван опустился на пол, но гнев подбросил его, усадил на табурет и опять подбросил. Все слушали его, не отрываясь от Маркушки, и цепенели:

- А за что?

Вместо ответа в мазанку вошла мутная тень, и бабка вскрикнула:

- Ой, смотрите!

Стражник лицом приник к окну, пошевелил усами и пошел прочь.

Х

По ночам Маркушка молил кого-то отпустить его, вскакивал, звал Ивана и вертелся по мазанке. Его поили водой и гладили по голове. Он засыпал, а по утрам оглядывал всех, выходил во двор, настороженно глядел за мазанку, за сарай и вновь ложился в постель. При виде еды он тряс головой и морщил желтое лицо.

Ивану опять стали слышаться голоса покойных детей:

пришли будто они с работы, доят корову, убирают двор.

Бабка все путала, нудно молилась и ворчала на Ивана:

- Во-о, дождался, старый пень. Думал, это тебе так пройдет? Нет, бог-это тебе не я. Я терплю, а бог, он БО!!

как, он сразу карает. Жили бы где надо, так нет, - к морю понесло тебя...

Молчание Ивана распаляло ее, она втягивалась в жалобы, в едкие слова, и длилось это до тех пор, пока Маркушка однажды не вскочил на колени и визгливо, заикаясь не закричал на нее:

- Не-не ругай его, баб1 Он не ви-виноват, ему голову про-про-ломили, топтали, взаперти держали. А в деревню мы с ним не-не поедем, не-не хотим. Иди, деда, ко-о-мне, ложись ту-ут.

Иван, заглатывая слезы, прижал его к себе, заснул и услышал: Маркушка перебирает его бороду и шепчет на ухо:

- Деда, сслышь? Сколько дней на море не были мы?

Там камней, не-небось, камней, сслышь?

- Камней? - открыл глаза Иван и, глянув на зарю в окне, внес в мазанку девять мешочков: - Вот тебе каменья, бери все, перебирай, играй...

- Не, не-не надо этих, - отстранил Маркушка МРшочки. - Ты сходи за свежими, по-погляди там, как они.

По-пойди, я ждать буду... По-пойди...

Иван в дрожи спустился к морю, водой промыл полные слез глаза и пошел. Редкие камни будто ждали его, но страх тянул назад: не спроста Маркушка разбудил его и послал к морю. Во двор Иван входил настороженно, удивился стоявшей в мазанке тишине, в оторопи открыл дверь и просиял.

Маркушка ел кашу, бабка, Аграфена и Анисим глазами помогали ему. Отложив ложку, он потянулся к винограду, затем вышел с Иваном на плиту у ворот, оглядел принесенные им камешки и сказал:

- На-надо мне в школу ссходить...

- Сходи, сходи.

Домашние взглядами провожали Маркушку и долго не шевелились.

- Отстала, кажется, хворь...

- Похоже, а заикается. Это его напугали в городе.

Вы не спрашивайте, что с ним было. Сам расскажет когданибудь.

Из школы Маркушка вернулся посвежевшим. Все заметили, что он подрос, стал строже, прислушивался к словам, будто вспоминая что-то, и в минуты волнения сразу не мог заговорить, - заикался и водил в воздухе рукой. Это пугало их, но он с.охотой пошел с Иваном на берег, радовался камешкам, под вечер помогал в саду и не бросал, как раньше, начатой работы на половине.

Иван уверил себя, что в школе Маркушку что-то взбодрило, и спросил его:

- Учитель говорил с тобою?

- Ага, и к себе во-водил, чаем с медом по-поил...

- Ну, расспрашивал?

- Ага, а я чай пи-пил...

Ивану казалось, что Маркушка что-то скрывает от него, и он решил сходить к учителю и пожурить его: вот, мол, чему ты научил нас. Собирался он в школу долго, да так учителя и не увидел.

Однажды Маркушка прибежал из школы в слезах:

- Не-ету уже у-учителя, увезли! Не-невиноватый он:

за нас, говорят, ввзяли его. Жену из школы гонят, а ей не-некуда, и до-добра ее сохранить никто не берется.

С-стражник пу-пугает, чтоб не брали...

- Вот быдло! - вспыхнул Иван и пошел звать жену учителя жить к себе.

Та покачала головой:

- Нельзя мне к вам: подумают, между нами есть что-то.

И так говорят, будто мой муж вашими руками хотел царя и приближенных его переполошить. Ох, угонят его, не в первый раз подозревают.

- Как не в первый раз? - удивился Иван.

Жена учителя покосилась на окна и зашептала о тюрьмах, в каких сидол учитель, о царе, о богачах, о рабочих, о крестьянах. Иван слушал и будто погружался в Теплое море: плисовый мешочек, царь, царица, их испуг, допросы, - все преобразилось.

- Вон, значит, как, ну-ну, - забормотал он. - А раз так, куда мне перед тобой совесть девать, а? Ты только не брезгуй, мы от души, хоть и бедные, и ты к нам как следует должна...

Жена учителя морщила лоб, не понимая, чему улыбается Иван, и в страхе проводила его до двери. Он не заметил спрятавшегося за угол стражника, не заметил взглядов, какими провожали его из домов, и улыбался.

За равнинами, за горами, казалось ему, неведомые люди уже бьют и топчут то, что отняло у него детей. Он бодро крякал, затем остановился и озабоченно заспешил назад:

- Слышь, морока тут какая-то. Ты говоришь, твой муж против бар, а кто ж надоумил меня царице каменья дарить, а?

Глаза его были широкими. Жена учителя схватила его за рукав:

- Тише, подслушивают. Мужу Маркушка сказал, что у вас есть хорошие камешки, муж и пошутил. Он и не думал, что вы к сердцу примете его шутку. Вам он ведь намекал. Помните, он все посмеивался? А яснее говорить опасно было. Потом он чуть не плакал, трусом называл себя...

Иван смахнул со лба пот и вздохнул:

- Понимаю. Вот, значит, как. Давай, связывай, что схоронить надо, и айда к нам, не пропадет.

Бабка и Аграфепа уложили узлы учителя в сундук, угощали его жену, дали ей денег и провожали в город.

Маркушка с жадностью разбирал книги и газеты учителя, но до темноты всех разобрать не успел, а утром к каменной плите подкатил фаэтон. С него спрыгнули стражник и два жандарма. Позванивая шпорами, они вошли в мазанку, порылись в вещах учителя, веревкой связали книги и газеты, приказали стражнику удалить всех и остались с Маркушкой:

- Ну, мальчик, расскажи, как учитель учил тебя и деда напугать всех при проезде его императорского величества? Да не бойся, учитель сюда больше не вернется. Ну, как он учил?

Маркушке представилось, как в городе его хлестали по щекам, запирали в темный чулан, по ночам скреблись и стены и, раскрыв дверь, спрашивали: