Журнал «Если» - «Если», 1999 № 03

— Вот тебе и «чего», — подвел итог Голован. Кирилка прав. Извинись. Чтобы, так сказать, стабилизировать межзвездную обстановку и не нарушать гармонию Великого Кристалла.

— Ненормальные, да? — жалобно спросил Коптилка.

— Не упрямься, — сказал Доня Маккейчик. — Ты же все понимаешь.

— Ничего я не понимаю! Привязались…

Но он уже понимал: никуда не денешься. А ребята понимали Коптилку: конечно, извиняться всегда неловко, особенно перед врагом, которому прижег пятку.

— Что мне теперь? Канючить, как перед завучем в интернате: «Простите, я больше не буду»? — В сердцах Коптилка даже вспомнил прежнюю жизнь, но сейчас на это не обратили внимания.

— Можно использовать и другие выражения, — посоветовал Доня Маккейчик. — Не терять достоинства.

— Ага, не терять! Он обещал, что, если кого схватит, уши надерет!

Здесь наконец вмешался Локки:

— Как же он схватит? Надень скафандр из скользящих полей!

Коптилка посопел:

— Будто не знаете. Когда извиняешься, скользящие поля не действуют… А еще он обещал взгреть своим хвостом. Помните, какой у него хвост…

Хвост помнили. Толстый и могучий в основании, к концу он сужался до толщины (вернее, до тонкости) обычного прута, и были на нем зубчики.

— Ты ведь можешь сделать то место нечувствительным, — посоветовал Минька.

— Да-а… а душу-то не сделаешь нечувствительной. На ней все равно останется рана. Душевная…

— Уж будто ты не извернешься, — сказал Голован. — Хватит тебе хныкать, извинись, и дело с концом. Скажи, что мы, мол, все сожалеем…

— Я не сожалею, — вставила Сырая Веранда.

— Скажи: «Мы почти все сожалеем»…

Коптилке что делать? Против общества не попрешь. Можно, конечно, плюнуть и запереться в своем кирпичном, похожем на старую котельную доме на долго-долго, да только себе дороже. Глядишь, Серая Печаль тут как тут…

— Давят, понимаете, целым коллективом, — пробурчал Коптилка. — Все на одного. — И приготовился умчаться сквозь пространства для объяснений с «этой зловредной ящерицей».

— Постой, — велела Аленка. — Неприлично извиняться в таком виде.

— В каком еще виде!

— Стой, говорю… — Она сжала губы, сморщила конопатый нос, уперлась в Коптилку строгими глазами. У того исчезла с ушей космическая пыль и сажа. Волосы сделались как после парикмахерской. Полосатые трусы превратились в черные отглаженные брючки, а майка — в белую рубашку с синим галстучком. На босых ногах появились синие носки и плетеные сандалетки.

Коптилка глянул на себя со стороны, как в зеркало, и содрогнулся:

— С ума сошла!

— Иди, иди, — тихо велела Аленка.

Голован хмыкнул и тоже сказал:

— Иди уж…

Коптилка плюнул с досады и улетел.

А в пространствах все еще было слышно, как постанывает и кряхтит «черный и многолапый» Рыкко Аккабалдо. Конечно, уже не от боли. Боль-то он слизнул и успокоил в одну секунду. Но обидно же…

Рыкко Аккабалдо был странное существо. Вернее, «существо-вещество-естество» — так он сам называл себя. Существо — потому, что живая мыслящая личность. Вещество — потому, что он, Рыкко, состоял (по его словам) из всех веществ, которые только есть во Вселенной. А естество — это его натура, его характер. Какой именно характер — вы и сами уже поняли.

Рыкко Аккабалдо мог принимать любой облик — ну прямо как людоед в сказке про Кота в сапогах. Мог превратиться в межпланетного оранжевого комара, а мог в гигантского осьминога или в змею длиною в сто пространств. Но больше всего он любил быть чудовищем, похожим на громадного крокодила с сотней лап, зубастой пастью и чешуйчатой спиной. На спине сквозь чешую торчали рога и зубья и росла кустами рыжая шерсть.

Голован говорил, что Рыкко, скорее всего, обычный сторожевой дракон из пространства Черных Пирамид. Такие драконы там охраняют вход в спиральную воронку, ведущую в Абсолютное Ничто. Какое это пространство, зачем там непонятные пирамиды и что такое Абсолютное Ничто, Голован не знал. Когда-то, еще на Земле, он читал про такие вещи в книгах из серии «Загадки странных миров», но во всех загадках разобраться не успел. Однажды он с такой книжкой шел из библиотеки. Четверо «крутых» спросили, есть ли у него деньги. Денег не было. Четверо спихнули Голована с моста в речку Волчанку, в ледяную воду. Из речки Голован выбрался и даже раскисшую книжку не потерял. Но с навалившейся после этого простудой справиться не смог…

И теперь здесь, на астероидах, Голован часто рассуждал о разных космических проблемах.

Насчет Рыкко он «выдвинул гипотезу», что этот тип по вредности характера не ужился с другими драконами, и его выгнали из пространства Черных Пирамид.

— Или сам ушел в другие миры. Потому что индивидуалист. Отыскал во Вселенной такое пространство, где никого похожего на него нет, и объявил себя единственным и неповторимым…

В самом деле, Рыкко Аккабалдо заявлял не раз, что он единственное в Мироздании такое вот черное и бесконечно громадное существо-вещество-естество. Мало того! Он объявил себя носителем Мирового Зла.

— Потому что, — рычал он, — Зло так же необходимо, как Добро. Для равновесия Вселенной. Без такого равновесия она рассыплется, и наступит конец света.

Тут он, разумеется, загибал. Как ни раздувайся, а для носителя Мирового Зла он был мелковат. Да и не в драконах Мировое Зло. Оно, к сожалению, рассеяно по всему свету (как и Добро, конечно), поэтому с ним так трудно бороться. А Рыкко… Он был, скорее, носителем Мелких Вредностей и Пакостей. Так ему однажды и сказал Доня Маккейчик.

Рыкко тогда ужасно разъярился, дотянулся хвостом до трех стеклянных мостов, которые Доня построил ради интереса и красоты между необитаемыми астероидами, и разнес их вдребезги. Доня в ответ на ту выходку пожал плечами. Сказал, что придумает мосты лучше прежних и окружит их таким защитным полем, что Рыкко обломает об него хвост и клыки. И придумал…

А еще раз Рыкко отчаянно рассвирепел, когда Минька Порох сложил про него дразнилку (все-таки иногда фантазия у Миньки была что надо):

Доня Маккейчик тут же сочинил на эти слова музыкальный мотив, и жители астероидов (кроме Сырой Веранды) распевали обидную песенку на все пространства. Рыкко бесновался так, что тряслись созвездия, а несколько астероидов сошли с орбиты и улетели из Пояса. Он орал, что поймает «малолетних преступников и паршивых сочинителей» поодиночке, открутит им головы, ноги и руки и превратит обидчиков в атомную пыль с отрицательными зарядами ядер.

Но поймать Рыкко никого не мог. Все, даже Сырая Веранда, умели делать из скользких магнитных полей невесомые и невидимые скафандры. Эти скафандры были придуманы очень хитро. Они появлялись на «малолетних преступниках» в тот миг, когда Рыкко протягивал к ним лапы (даже если внезапно, через несколько пространств). И добыча ускользала от «носителя Мирового Зла». За это Рыкко обзывал своих противников склизкими лягушатами.