Жюль Верн - Паровой дом (пер. В. Торпакова)

— Не считая того, — прибавил я, — что, когда они встретятся лицом к лицу с нашим Стальным Гигантом, неизвестно, какую встречу они ему окажут!

— Тысяча чертей! Они будут приветствовать его, как это сделали слоны принца Гуру Сингха!

— Так то были прирученные слоны, — заметил сержант Мак-Нил, и не без основания.

— Ну что же, — возразил капитан Худ, — и эти приручатся, или, скорее, они будут поражены нашим гигантом, а их изумление перейдет в почтение.

Было заметно, что наш друг ничуть не утратил своего восторженного отношения к искусственному слону, «этому шедевру механики, созданному рукой английского инженера»!

— К тому же, — добавил он, — эти хоботные, — он с видимым удовольствием пользовался этим словом, — эти хоботные очень умны, они рассуждают и мыслят, они дают доказательства разума почти человеческого!

— Это спорно, — возразил Банкс.

— Как спорно?! Как спорно?! — изумился капитан Худ. — Не стоило жить в Индии, если говорить такое! Разве их, этих благородных животных, не используют на всех домашних работах? Разве есть слуга на двух ногах, которого можно сравнить с ними? Разве слон в усадьбе своего хозяина не готов на любые услуги? Вы не знаете, Моклер, что говорят авторы, которые лучше всего это знают? Если им верить, слон очень предупредителен к тем, кого он любит, он берет на себя их ношу, он идет рвать для них цветы или фрукты, он ищет общения, как это делают слоны знаменитой пагоды Вилленора возле Пондишери; слон платит на базаре за сахарный тростник, бананы или плоды манго, которые покупает для себя, он защищает в Сандербанде стада и жилище своего хозяина от хищников, он качает воду из цистерны, он гуляет с детьми, которых ему поручают, с большей заботой, чем лучшая из бонн во всей Англии! Доброе и признательное существо, потому что у него чудесная память, слон не забывает благодеяния, так же как помнит несправедливость! Смотрите, друзья мои, на этих гигантов человечности — да, я повторяю, человечности — они не раздавят даже безобидное насекомое! Один из моих друзей видел — а такое никогда не забудешь, — как хотели принести в жертву маленькую козявку и, положив ее на камень, приказали домашнему слону раздавить ее! И что же? Изумительное животное проносило свою ногу каждый раз, как проходило над камнем, и никакие приказы и побои не заставили поставить ее на букашку! Напротив, если ему прикажут принести какое-нибудь насекомое, он осторожно возьмет его этим чудесным подобием руки на конце хобота и отпустит на свободу! И вы, Банкс, будете говорить, будто слон не добр и не великодушен, что он не выше всех других животных, даже обезьяны, собаки, наконец, и будто не следует признать, что индийцы правы, приписывая слону такой же ум, как и человеку?

И капитан Худ, чтобы закончить свою тираду, не нашел ничего лучше, как снять шляпу и приветствовать опасное стадо, которое размеренным шагом шло за нами по пятам.

— Хорошо сказано, капитан Худ! — одобрил, улыбаясь, полковник Монро. — Слоны имеют в вашем лице горячего защитника.

— Но разве я не абсолютно прав, полковник? — спросил капитан Худ.

— Возможно, что капитан Худ и не ошибается, — отозвался Банкс, — но я думаю, и я прав вместе с Сандерсоном, охотником на слонов, — он слывет большим знатоком во всем, что касается этих животных.

— Ну и что же говорит ваш Сандерсон? — спросил капитан Худ несколько презрительным тоном.

— Он считает, что у слона ум средний, довольно заурядный, что самые удивительные действия, выполняемые этими животными, есть результат рабского повиновения приказам, которые им дают более или менее тайно их погонщики.

— Ну это уж слишком, — возразил капитан Худ, распаляясь.

— Он говорит еще, — продолжал Банкс, — что индийцы никогда не выбирали слона в качестве символа ума для их скульптур или священных рисунков, они отдавали предпочтение лисице, ворону и обезьяне.

— Я протестую! — воскликнул капитан Худ, и рука его изобразила волнообразное движение хобота.

— Протестуйте, мой капитан, но выслушайте, — продолжил свою речь Банкс. — Сандерсон добавляет, что слона особенно отличает высшая степень послушания, это отмечается шишкой на его черепе. Он говорит также, что слон попадается в элементарные ловушки, такие как рвы, заваленные ветками, и не делает никаких попыток выбраться оттуда. Он утверждает также, что слон позволяет водворить себя в загон, куда невозможно загнать других диких зверей. Наконец, он констатирует, что слоны-пленники, которым удается бежать, снова позволяют поймать себя с легкостью, не делающей чести их здравому смыслу. Даже опыт не учит их быть осторожными.

— Бедные звери! — парировал капитан Худ комическим тоном. — Как этот инженер вас отделал!

— Я добавлю, наконец, последний аргумент в защиту моего тезиса, — продолжил Банкс, — слоны часто сопротивляются приручению оттого, что им недостает ума, часто с ними очень трудно иметь дело, особенно когда они молоды или принадлежат к слабому полу.

— Это еще больше сближает их с человеческими существами, — парировал капитан Худ. — Разве с мужчинами не легче иметь дело, чем с детьми и женщинами?

— Мой капитан, — ответил Банкс, — мы оба слишком закоренелые холостяки, чтобы компетентно судить об этих материях!

— Достойный ответ!

— В заключение спора, — добавил Банкс, — я скажу, что не следует слишком полагаться на хваленую сверх меры доброту слона. Было бы невозможно противостоять стаду этих великанов, если бы какая бы то ни было причина привела их в ярость. Я бы предпочел, чтобы у тех, что сопровождают нас в этот момент, нашлось какое-нибудь дело на севере, потому что мы поедем на юг!

— Тем более, Банкс, — заметил полковник Монро, — что, пока вы спорили с Худом, их число возросло до размеров, вызывающих тревогу.

Сэр Эдуард Монро не ошибался. Позади нашего поезда двигалась темная масса в 50 или 60 слонов. Они шли тесными рядами, передние уже приблизились к Паровому дому меньше чем на десять метров, так что их можно было внимательно рассмотреть.

Возглавлял их один из самых больших слонов, хотя рост его явно не превышал трех метров. Как я уже говорил, индийский слон меньше африканского, последний достигает четырех метров. Его бивни тоже короче, чем у его африканского собрата, не длиннее полутора метров.

За слоном следовало несколько самок, которые и являлись подлинными вожаками каравана. Если бы не Паровой дом, они составили бы авангард, а этот самец наверняка остался бы позади, в рядах своих спутников. На самом деле самцы ничего не понимают в поведении стада. Они не заботятся о своих детях, не могут знать ни когда необходимо сделать остановку из-за малышей, ни какого рода остановки необходимы. Самки тут на первых ролях, они управляют большими миграциями.