Пэт Мэрфи - «Если», 1997 № 03

Джоанн услышала шаги Кия, покинувшего комнату. Заговорил Бенбо, повторив Торе Соаму примерно то же, что только что вещал Тора Кия. Джоанн тем временем вспоминала короткий, но памятный момент отступления тзиен денведах во время штурма укреплений «Сторм Маунтейн».

Пространство сжалось в тот момент до крайности. Драки обращены в бегство — вот единственное, что принималось тогда во внимание, все остальные соображения перестали существовать. На холодную голову было бы нетрудно сообразить, что сопротивление все равно бессмысленно. Однако на Кетвишну не нашлось людей с холодной головой на плечах. Каждый думал только о сведении счетов с драками и плевать хотел на все остальное.

Голос Торы Соама проник в ее сознание, несмотря на усиливающуюся головную боль.

— Что скажете на это вы, Джоанн Никол?

Она встала.

— Я возвращаюсь к себе. Ваша игра не дала результата, Тора Соам. И дело не в том, что кто-то из нас желал именно такого исхода. Просто провал был неизбежен. Если перемирие заключат, оно вскоре будет нарушено, ибо иного не дано. Война возобновится. Прежде чем появится решение, прольется еще немало крови. — Она вытянула руку. — Баадек!

Драк поймал ее руку.

— К вашим услугам.

— Проводи меня. Хватит с меня этих глупостей!

В отсутствие ключа дверь — это часть стены. В отсутствие двери ни к чему ключ. Дверь и ключ к ней вместе представляют собой проход для разума. В отсутствие разума ни ключа, ни двериу ни прохода не существует.

Среди ночи она очнулась; в голове шевелились обрывки привидевшегося кошмара, губы сами шептали имя Маллика. В коридоре раздались и стихли чьи-то тяжелые шаги. Вспомнив, что все двери плотно закрыты, Джоанн облегченно перевела дух и дала волю мыслям. Подобно Эаму из предания, узнавшего напряжением мысли о скорой гибели планеты Синдие, Джоанн положилась на силу собственных мыслей.

Тело раскалывалось от боли. Поняв, что это томление по Маллику, она заставила себя забыть боль. Ей было о чем поразмыслить, помимо зова плоти.

Званый ужин у Торы Соама… Хороший замысел, завершившийся полным крахом. Человек столь же высокого ранга, как хозяин дома, пригласивший к себе вершителей судеб своей расы, счел бы себя униженным и раздавленным. Гости чувствовали бы себя не лучше. Однако выходя вместе с Баадеком из комнаты, Джоанн услышала, что драки возобновили беседу как ни в чем не бывало — мирно, даже дружески.

Шло обсуждение игры — подобно тому, как люди обсуждают только что законченную карточную партию. В голове тут же прозвучал сигнал тревоги: ведь эти существа — не люди, и речь идет о далеко не шуточных делах.

Между тем она не случайно все чаще забывала, что имеет дело не с людьми. Всех их вполне можно было себе представить и в человеческих ролях.

Баадек оставил Джоанн у ее двери, чтобы вернуться за Бенбо и Мицаком. Казалось бы, она сгорала от желания наговориться с людьми, однако как только ей захотелось побыть одной в комфортабельных апартаментах, она прибегла к помощи Баадека. Почему?

Она села и протерла глаза. С тех пор, как перед ней померк свет, она неустанно обобщала свой опыт общения с драками и находила для них человеческие аналогии.

Венча Эбан, драк, моющий полы в больнице — чирн-ковахе… Это был, конечно, драк, и она отлично это знала, тем не менее называла его про себя «нянечкой-уборщицей». И неспроста: Эбан был простым и симпатичным работягой.

Или Баадек, старый слуга в семье… Джоанн представляла его бывшим рабом из банальной киноистории: вот он бежит, размазывая слезы по черной физиономии, навстречу старому хозяину, возвращающемуся с войны.

А кто же Тора Соам, черт возьми?

Вопрос потонул в окружающей ее темноте, сменившись четким ответом: отец Маллика, Элием Никол! Всегда, насколько она помнила, Элием Никол был единственным знатоком законов и советчиком на все случаи жизни в рыбацкой деревушке Кидаге, спокойным и рассудительным. Любая проблема односельчан рано или поздно находила разрешение благодаря его усилиям.

Чаще всего положительное решение практически ничего не стоило попавшему в переплет. Тем не менее все хорошо знали, что Элием далеко не альтруист: он решал задачки из любви к искусству. Ему удалось заразить этой страстью и Джоанн. Чем сложнее и абстрактнее была задачка, тем сильнее было желание девушки ее решить.

Элиема величали в Кидаге «судьей» задолго до его назначения на эту должность. Тора Соам был таким же, как Элием Никол, мировым судьей, только с другим, чужим голосом; впрочем, даже голос его становился с каждой секундой все менее чужим.

Высокопоставленных драков по другую сторону стола она представляла себе седым и тучным земным начальством. Зай Каида, первый заместитель председателя Палаты, даже был награжден в ее воображении конкретной внешностью, лицом. Она долго ломала голову, откуда взялось это лицо, и в конце концов вспомнила: генерал Делл, начальник штаба в гарнизоне «Сторм Маунтейн»! Старый снисходительный генерал Делл…

Морио часто говорил, что генерал удочерил Джоанн. В некотором смысле, так оно и было.

Она покачала головой. Ей представлялось, что она находится в центре громадного лабиринта, что ей навязано участие в игре без правил и без промежуточных и конечных целей. Как тут было не вспомнить Литу, дразнившего своих учеников игрой в «я выиграл!» и ловившего их в сеть непознаваемой логики! И все же она ощущала настоятельную потребность постигнуть конечную цель, понять правила игры.

Одно было ей известно наверняка: эти создания — не люди, а драки. Немедленно подступившая к горлу тошнота способствовала развитию этой мысли: не просто не люди, а недруги, даже смертельные враги.

О, если бы она могла видеть! Только бы прозреть!

Оказавшись на самом краю бездонного колодца жалости к самой себе, она в ужасе отшатнулась. И тут же с ней заговорил Намваак со страниц Талмана:

«…И сказал Намвааку ученик:

— Джетах, Вселенная тонет в кромешной тьме. Зло это так всесильно, а я так мал и беспомощен! По сравнению с ним чернота смерти кажется ярким светом.

Намваак посмотрел на искривленный клинок и отдал его ученику.

— Там, где стоишь сейчас ты, дитя мое, стоял до тебя Точалла. Он тоже пребывал в полной темноте, у него тоже был нож. Но еще у Точаллы была талма».

Она резко села и напрягла слух, уловив новые колебания в воздухе. Потом она стала крутить головой в разные стороны, тщетно пытаясь определить направление, откуда доносится звук. Однако из-за нарочитой искривленности стен спальни, поглощающих звуки, ей казалось, что этот звук плывет к ней отовсюду.

Джоанн встала, добралась до двери и распахнула ее. Звуки стали чуть громче; она уже была готова определить их как нечто среднее между хрустальным перезвоном и дрожанием гитарных струн.