Александр Шалганов - «Если», 2001 № 06

— Я-то тебе что сделал? — шепотом спросил он.

Рыженькая взглянула на него с таким недоумением, словно с ней внезапно заговорило отражение колоды карт или стола.

— Ничего.

— Он же зеркало грохнет! А у меня это первое воплощение!

— У меня тоже, — безразлично отозвалась она.

Внезапно дядя Семен перестал глушить округу и заговорил нормальным своим негромким ворчливым голосом. Надо полагать, вышел наружу. Егор немедленно выглянул за угол, и оказалось, что коробку покинули все скопом, включая Василия. Ну, слава Богу! В пустом зеркале ей появляться незачем.

— Куда это их понесло? — шепотом спросил Егор вышедших из павильона.

— Да придурок мой всех в ресторан поволок… — сердито сказало отражение Леонида Витальевича. — Кредит обмывать. Деньги карман жгут! А ты чего это шепчешь? — Тут Арчеда присмотрелся к Егору и вскинул брови. — Э! Что с тобой? Случилось что-нибудь?

Далее он осекся — и вместе с прочими уставился, замерев, на выступившую из-за угла павильона женскую персоналию.

Первым, как всегда, опомнился опытный дядя Семен.

— А-а! — завел он с преувеличенным радушием. — Ну и как вас теперь величать прикажете? Ириной или Тамарой?

Не отвечая, незнакомка неотрывно смотрела на отражение Василия Полупалова. Какое-то время казалось, что вопроса она не услышала.

— Ириной, — сказала она наконец, по-прежнему не спуская глаз с Василия. Тот только поеживался.

Женщина стояла в каком-нибудь шаге от Егора, и поэтому он с немыслимой ясностью видел, что бледноватое лицо ее оживает на глазах, делаясь все более подробным, а нечеткая и смазанная левая бровь прорисовывается — волосок к волоску. Впервые в жизни довелось ему наблюдать, как ненависть восстанавливает облик.

— Ну что ж ты на него так, девонька, смотришь? — с ласковой укоризной вопросил дядя Семен. — Он ведь ни в чем не виноват.

— Знаю, — отозвалась она.

— Ну да, ну да… Ветеран Зазеркалья приблизился к Ирине (Егорка посторонился) и, словно прицениваясь, обошел ее кругом. — Виноват тот, настоящий… Так?

— Да!

— А Иришка твоя, конечно, ангел… — Дядя Семен устало вздохнул. — Брось ты себя, девонька, обманывать. И Иришка была не сахар. Пила, истерики закатывала, да и погуливала тоже… Ну было ведь, признайся!

Отражение покойницы резко повернуло к нему исказившееся лицо — и стоящий неподалеку Егорка даже отшатнулся слегка. Она! Точно — она! Та самая, что уставилась на него тогда из осколка. Но почему ее отражение явилось именно ему? Может, думало, что Васька, да ошиблось?.. Егор невольно представил себе, как порожденная в мире людей ненависть раскатывается волнами по бесконечной череде Зазеркалий, и содрогнулся.

— А кто ее такой сделал? — срывающимся голосом начала Ирина.

— Он ее за четыре года изломал, Василий ваш! Вы же не знаете, какой она была раньше! А теперь ее нет! Нет ее! А он живет — и хоть бы что ему.

— Да погоди ты, — беспомощно проговорил дядя Семен, осторожно потрагивая женщину за плечо. — Ну как это — хоть бы что? Он и запил-то — сразу после похорон!.. Да еще, оказывается, на кресте ее повеситься грозился! Значит, любил.

Отражение Ирины Полупаловой усмехнулось, вернее — вздернуло по-звериному верхнюю губу.

— Много вы знаете! — бросило оно. — Запил он!.. Конечно, запил — как меня в зеркале увидел!

После этих слов стало очень тихо.

Где распорядитель? — взвизгнул внезапно Арчеда. Какого черта?! Почему этот придурок всегда смывается в самый нужный момент?

— А ну-ка уверни звук! — прикрикнул дядя Семен. — Еще ты нам тут истерику не закатывал! — И снова повернулся к Ирине. — Он что же, зеркало занавесить забыл?

— Занавесил, да плохо, — равнодушно отозвалась она. — Дырку оставил.

Дядя Семен глядел на нее — и кивал. Лицо его обрюзгло от жалости.

— Дальше-то что делать собираешься?

Ирина не ответила.

— А Тамарой почему назвалась? Истриной?

Дернула плечиком:

— Так… по глупости. Первое, что на ум пришло.

По тускло отсвечивающей стенке павильона гуляли радужные блески. На бирже происходил мощный всплеск — и размывшийся бок радужного шара клубился, подобно гигантской стае пестрых тропических птиц. Зрелище, конечно, грандиозное, далеко не каждый день такое увидишь, а тут никто даже головы не запрокинул. Не до того было.

— М-да… — с прискорбием молвил наконец дядя Семен. — Значит, решила еще раз Ваську пугнуть… А о себе подумала? Про нас я уже и не говорю… Ну, в прошлый раз он сам подставился, тут с тебя спроса нет. А теперь?

Женщина молчала.

— Да плюнь ты на него! Сколько ему осталось жить, Ваське твоему? Ну, тридцать лет, ну, сорок… Неужели так трудно подождать каких-нибудь сорок лет?

— Не собираюсь я его пугать, — враждебно отозвалась она. Голос ее звучал надломленно, и опять прорезалась в нем давешняя едва уловимая картавинка. — Думала, пережила уже… Хотела все сначала начать, на биржу подалась… А там — он! — Кивок в сторону оторопело заморгавшего Арчеды. — Болтал-болтал про себя, про труппу. Есть, говорит, у нас такой Василий Полупалов…

Отражение Леонида Витальевича стояло, впечатав ладони в грудь и приподняв плечи. Дескать, ни сном ни духом! Откуда ж я знать-то мог!

— Ой, не верю я тебе, девонька, ой, не верю, — молвил нараспев дядя Семен. — Знаешь, сколько на бирже отражений толчется? Миллиарды! И надо же! Встречается тебе — совершенно случайно! — именно та персоналия, что работает в зеркале твоего бывшего муженька. А зеркало, что характерно, новенькое. То есть в лицо тебя там не знают… Во совпадение, а?

— Э-э… почему бы, собственно, и нет? — робко проблеял Леонид Витальевич.

— Хорошо! Совпадение, — бодро согласился ветеран. — И что интересно: происходит все это не раньше, заметь, и не позже, а в тот самый день, когда Тамара Истрина ловит на улице Ваську и тащит к себе домой! Опять совпадение?

Ирина Полупалова медленно повернулась к дяде Семену.

— Он все-таки с ней? — не веря, спросила она, и голос ее дрогнул.

— После всего? Подонок! Так я и знала!

В следующий миг ее уже не было — взметнулась и растаяла в серых пространствах.

— Тьфу, старый дурак! — выругался в сердцах дядя Семен. — И черт меня за язык дернул! Главное, почти охмурил уже…

В глубоком унынии маленькая труппа вновь расположилась за доживающим последние дни полупрозрачным отражением кухонного стола. Столешница вся — в проталинах, ножки — того и гляди разломятся…

— В ресторан небось на гастроли не вызовут, — со вздохом сказал Василий, явно думая о другом.

— А!.. — с отвращением откликнулся Леонид Витальевич (тоже весь в каких-то иных мыслях). — Ресторан! Нашел, о чем вздыхать! Зеркала там хорошие, ничего не скажу, а состав — шантрапа! Так отразят, что мама родная не узнает… Но, конечно, работенка у них — не позавидуешь, — помявшись, вынужден был добавить он. — Посетители-то приходят, уходят… За день, бывало, рыл десять скорчишь… одно другого краше…