Ярослав Лоретц - Медок

Ярослав Лоретц

Медок

- Цып, цып, цып... Идите же маленькие. Я знаю, что вы здесь...

Он шел наклонившись, на слегка согнутых ногах, выставив вперед вырванное с корнями деревце. Он оглядывался по сторонам в поисках любого движения, но казалось, что местность абсолютно безлюдна, словно вымерла. Хотя... Каждое кладбище производит подобное впечатление...

Мужчина все больше терял терпение. Не для того он сюда лез, чтобы смотреть на могильные холмики и кресты с корявыми надписями. Таких развлечений ему и в родных местах хватало.

- Цып, цып, цып, голубочки. Идите к папочке...

Его взгляд пронизывал мрак скрывающий ямы и углубления остающиеся в стороне, пробегал по колеблемым ветром верхушкам деревьев, скользил по неподвижным кустам. Бесполезно. Но, черт побери, эта мелкота должна прятаться где-то здесь. До сих пор ни одного он не видел, а ведь их не пропустишь. С их расцветкой...

Стена ограждающая кладбище была уже в нескольких шагах от него. Мужчина злился все больше. Весь день испорчен... Он задержался у одной из могил и в бессильной злости грохнул толстым концом дерева по сдвинутой надгробной плите. Совершенно неожиданно из-под плиты донесся едва слышный шум. Короткий почти неслышимый шорох. Такой тихий, что ветер, лавирующий между ветвями, казалось, производил больше шума.

Рот одетого в мятую куртку мужчины растянулся в хищной усмешке. Он быстро закатал рукава и с почти кошачьей плавностью ступил на замшелую плиту. Он напружинился, собрался, набрал в легкие воздуха... И вдруг с криком подпрыгнул, всей тяжестью свалившись на камень. Раздался глухой треск. Сломавшаяся пополам плита охнула и вместе с ним провалилась в могилу. И почти сразу в воздухе засвистел раз за разом вздымаемый ствол. Он поднимался и падал, поднимался и падал, попадая в кого-то с писком мечущегося по дну ямы. Поднятая из разбитой земли пыль густела с каждым ударом и покрывала все вокруг сероватым покровом. Постепенно крики, писк, и сильные ритмичные удары стволом дерева затихли. Их сменило сухое покашливание и спорадические проклятия. Наконец из вьющегося клуба пыли появился облепленный коричневой грязью мужчина. Он неуверенно нащупал край ямы и шатаясь выбрался наверх. В пальцах его левой руки болталась серая расплющенная крыса. Широко раскрытая пасть, иронический оскал желтых зубов. Мужчина приблизил трупик к глазам, внимательно осмотрел его и с омерзением отбросил. Он вытер ладонь о штаны и неуклюже отряхнулся, подняв большую тучу пыли. Затем он пригладил волосы, протер ладонью глаза.

И замер. Его окружала толпа скелетов. Желтоватые, покрытые истлевшими останками кости матово блестели в пробивающихся сквозь кроны деревьев солнечных лучах. Пустые глазницы внимательно всматривались в его лицо. Костлявые ладони сжимали длинные ржавые гвозди, обхватывали куски разбитых надгробных плит, держали обломки крышек гробов... Попадались и части от крестов. При их виде, у мужчины возник абсурдный вопрос: "Интересно, с чьих могил они это взяли?"

Обе стороны рассматривали друг друга, собирались с силами и поудобнее перехватывали оружие. Мужчина сделал быстрый подсчет. На первый взгляд, их здесь было около трех сотен. Он пожал плечами. Число, как число. Он плюнул на ладони и покрепче ухватил дерево. Когда он с воинственным криком бросился на первого из шеренги скелетов, светившее до сих пор солнце спряталось за большой густой тучей.

Порыв, с которым он вломился в их ряды, сделал свое. Сотни ребер захрустели как хворост и провалились вглубь пустых грудных клеток, черепа десятками соскакивали с трухлявых плеч. Каждый шаг отмечался раздавленными ступнями и торчащими из-под туловищ ломкими берцовыми костями. На землю густо, как горох, сыпались коленные суставы и фаланги пальцев. Во все стороны некрополя как пушечные ядра разлетались блестящие черепа, сбиваемые широкими взмахами дерева. Он не обращал внимания на пальцы царапающие щеки, на щелкающие челюсти и высекающие искры старые острые зубы, на безуспешные в такой толкучке удары камнями и палками. Погрузившись в свое безумство он раз за разом громил позвоночники стволом дерева, листьями отметал десятки протянувшихся к нему рук. Он разил вслепую, подсекал берцовые кости очередных противников, топтал сбитые с ног, но еще шевелившиеся скелеты. Когда же в разгар битвы дерево наконец сломалось на чьем-то твердом черепе, он начал голыми руками разламывать грудные клетки, вырывать хватающие его руки, сбивать черепа собственным лбом. Залитый кровью, молотя руками вслепую, в какой-то момент он зашатался, упал, успев прикрыть руками голову, и застыл, ожидая первого удара.

Его не последовало. Он осторожно приподнял руку и затуманенным кровью взором посмотрел вокруг. Вид был ужасным. Всю ширину кладбищенской аллейки застелил ковер из разбитых костей в два локтя толщиной. Вся эта масса двигалась и непрерывно перемешивалась, напоминая колонию желтых червей. Кое-где из костистой пульпы появлялись руки. Одни бессмысленно ощупывали пространство вокруг себя, другие, более осознавшие свое бытие и жалкое существование, протянулись к небу в немой просьбе о милости. Кое где по краям на культях рук ползли немногие уцелевшие в погроме костяки, вдали исчезали последние целые "живые" (если так можно сказать о давно умершем существе) скелеты, пытаясь добраться до безопасных укрытий.

Но мужчина не собирался их отпускать. Сначала, с удивительной систематичностью, он растоптал все большие подвижные фрагменты, потом лишил голов тех, кто ползал, прыгая по ним растоптал их буквально в пыль. Но чтобы прикончить раненных он потратил так много времени, что сбежавшие целые успели попрятаться, а он никак не мог отыскать их. Наконец он сдался и тихо пробормотал:

- И этих хватит. Даже много...

Он закружил среди миллионов костей, разгребал их ногами, отбрасывал в стороны самые большие куски, но темной фигуры, которая под ударом одного из разлетающихся черепов со стоном рухнула в плющ, он найти не мог. Мужчина готов был поклясться, что это случилось под тем раскидистым вязом, но там была лишь буйная трава. Хоть и помятая, но только трава.

Когда он наконец добрался до заброшенной корчмы и сбросил мешок со спины на стойку, уже наступали сумерки. Радостно постукивавшее при каждом шагу содержимое громко зацокотило и замерло без движения. Мужчина снял с себя рваную задубевшую от крови куртку и бросил ее на пол, после чего вышел во двор. Пофыркав и поплескавшись несколько минут, он, голый выше пояса, вернулся в дом и вытерся пожелтевшей тряпкой. На влажной коже набирали цвет синяки, засыхали раны. Для такого огромного покрытого узлами мышц тела они казались неопасными. Мужчина внимательно осмотрел повреждения, содрал пару струпьев, ощупал несколько больших синяков, наконец пожал плечами и набросил на спину мятую рубашку. Он еще дотронулся до опухшего лица и пробормотал: