Сергей Лукьяненко - Приключения Стора

Не более велосипеда... Петр хмурится. Вот ведь странно: только вчера он прочитал в книге известного писателя-фантаста о российском гении Алексее Алешине. А сегодня слышит, как итальянский ученый, наверняка воспользовавшись идеями Алешина, воплотил идею-мечту в жизнь. Воплотил это хорошо. Но первым-то был Алексей! Это его талант вдохновил итальянца. И надо сделать все, чтобы мир узнал об этом.

Петр встает. Свистом подзывает Полкана - верного пса, своего единственного друга.

- Я еду в Москву, Полкан. Надо организовать комитет по защите творческого наследия Алешина. Ты со мной?

Полкан взвизгивает. Он не бросит друга...

Одевшись, собрав рюкзак с хлебом и салом, пристегнув ошейник Полкану (в Москве, говорят, без ошейника собак не пускают в метро), Петр выходит в метельную круговерть.

На пороге - год девяносто первый. Девять десятилетий разделяют родственные души. Но Петр не чувствует этого. Алешин для него - близок и понятен. Куда понятнее, чем, например, Клава... Что ж, ей, и будущему ребенку, он станет писать письма.

Кружится, воет, неистовствует метель. Уж не с Апеннин ли этот снег? Но ему не сломить героя. Пешком, через тайгу, Петр идет в столицу.

3. Сотворение (Мэтро Мандзони)

- Паола, кофе!

Скорчившись за письменным столом Мэтро читал свежие газеты. Проклятие! Уже и "Монд" пишет о протестах комитета по защите Алешина. Недавно русские послали президенту Италии триста тысяч открыток с протестами и осуждением Мандзони. Открытки были опубликованы в журнале... как же это читается-то, непонятно... А, "Мо-ло-дая квар-тия".

В детстве Мандзони считался неспособным к наукам. И не зря. Рос он тугодумом, лентяем, хулиганистым и непослушным. Тем только и занимался, что воровал маслины в чужих садах, да бил стекла в доме старенького священника. И лишь в тридцать лет прорезались у Мэтро блестящие способности к физике. И какие! Профессора в университете почитали за честь пожать руку удивительному студенту.

Отхлебывая кофе из глиняной пивной кружки (Мэтро был оригиналом во всем) ученый смотрит на прикрытую полиэтиленом модель в углу кабинета. Вот оно, детище всей его жизни. Межзвездный велосипед. И вдруг оказалось, что еще девяносто лет назад безвестный русский гений предвосхитил его открытие.

Странный народ, русские. Все они придумали первыми в мире, вот только делать не торопятся. И рентген изобрели еще в средневековье - сам Иван Грозный писал беглому князю Шуйскому: "Я тебя, Васька, насквозь вижу".

Пустая кружка летит в угол. Мэтро встает. Кричит:

- Паола! Иди на почту, отправляй телеграмму в Москву. "Я, Мэтро Мандзони, признаю приоритет Алексея Алешина, и желаю продолжать свои работы в Московском университете имени..."

4. Испытание. (Борис Буханкин)

Борис Буханкин был настоящим октябренком. Когда подрос - пионером. Потом - хорошим комсомольцем, умеющим говорить слово "есть". Он осваивал целину, покорял космос, расщеплял атом. Потом, перестроившись, осудил волюнтаризм, высокие расходы на никому не нужный "Буран", и соорудил саркофаг вокруг реактора на Украине.

В возрасте тридцати пяти лет физика Буханкина, прозванного за моральные качества Пастором, или проще - Стором, направили для испытания первого звездохода. И это - все о нем.

5. Встреча (АПМБ-4)

Не было долгих прощаний, не было оркестра и шампанского. Суровый и строгий Поспелов, председатель госкомиссии по приемке первого звездохода, хлопнул Бориса по плечу, и ласково произнес:

- Если что - будем считать тебя коммунистом.

- Это когда? - поинтересовался Боря-Стор, раскручивая педали звездохода. Тихо гудело динамо, вырабатывая ток для нейтринного генератора.

- Ну... Ежели воспаришь, а на Землю уже не вернешься.

- Эт-то верно, в таком случае - считайте, - тяжело выдохнул Борис. В сторонке, на деревянной табуретке, тихо наблюдал за ними Мэтро Мандзони. Старик уже неплохо говорил по-русски, и сейчас бормотал что-то себе под нос, посасывая чай через коктейльную трубочку. Делая последние, решающие обороты, Борис уловил слова:

- Но как, Святая Мадонна, Алешин мог предсказать идею тахионной флюктуации? Святая Мадонна... Но как?

Чисто выбеленные стены испытательного павильона заколебались, исчезая. Мгновение - и перед Буханкиным уже другая картина. Лес. Голубое небо. И улыбающийся юноша с букетом голубых цветов.

- Привет, - просто сказал юноша. - Мы рады тебе на нашей планете.

Буханкин машинально кивнул.

- Тебе, - продолжал юноша, - как первому землянину, мы преподнесем подарок. Омолодим тебя на тридцать лет.

Сильные руки подхватили Борю, вынули из седла звездохода. И понесли навстречу омоложению, навстречу счастью. На этом мы и закончим рассказ. Ведь то, что было дальше, вы знаете и сами. Любой сейчас может сесть в свой звездоход, свой АПМБ-4, названный в честь великой четверки землян. Сесть, и покатить навстречу молодости. Главное - не забывать сигналить.

- Бип! Ту-ту! Бип!

И все будет в порядке.

СКОВАННЫЕ ОДНИМ ЯЗЫКОМ

(Сергей Переслегин)

Дальше идти нельзя, дальше каталептическое

состояние, опьянение Пифии, шамана, дурь

вертящегося дервиша, дурь вертящихся

столов...

А.Герцен

Часы сломаны.

Стрелки сгнили, и рассыпались в прах. Тени цифр въелись в фальшивое золото циферблата. Но стальная пружина еще сжата в тугой узел. Зубчатые шестерни готовы перемолоть песчинку, попавшую в механизм.

Но - часы сломаны.

1. Имя

"Роза без шипов превратилась в шипы без розы."

Это красиво. Более того.

"Звали человека..."

Имя... Вспомни свое имя. Если ты - человек. Человек, а не роза. Человек, а не шип.

Мы бредем по дороге, у которой нет начала. Мы идем к цели, к которой надо идти бесконечно. Но мало того - мы идем не в том направлении.

"Конечно, если на вершине гнилого дерева кто-то был."

Собственно говоря, дороги нет. Но нам легче идти, считая, что дорога под нашими ногами. Нам приятнее видеть бетон и асфальт, чем траву и камни. Но!

Под чьими ногами?

Кто идет вперед?

Грив? Гривин? Гривно? Гривенко?

А может быть - Гривинштейн и Гривадзе? А может быть - Гривайс и Гривер?

Или - человек?

Это лишь маски. Камуфляж песчинки, попавшей в часовой механизм.

"А, Селенушка?"

"Дианушка..."

Мы начинаем понимать. Значит пора менять тему.

2. Темные судьбы

"Входя в тюремный шлюз, Стор был ребенком. Он вышел почти стариком. Темнота ночи повисла в этой душе."

У них есть знаменатель - общая линия, пронзающая темные судьбы. Опять же - Имя. Стор.

Стор.

Но мы говорим уже не о имени - о судьбах.

И о темноте.

Путь темноты короче пути света. Темнота умеет находить согласие в отрицании. Темнота - просто отсутствие света. Но свет вовсе не отсутствие темноты. Диалектика умерла. Взаимности отрицаний нет. И спасения нет тоже.