Александр Карнишин - Деда Мороза не бывает

Она не боялась темноты, потому что знала всё про тех, кто может попытаться напугать ее. Когда пугают — это не страшно. Бабушка давно объясняла Сашке, что пугаться надо не тех, кто пугает, а тех, кто может сделать что-то нехорошее. Ударить, например. А кто кричит да замахивается, кто просто с криком из-за угла выскакивает — они вовсе и не страшные. Так и те, что бегают в тени — они тоже могут только пугать. А сами-то они маленькие, как кошки.

Вот как раз кошки и не страшные. Они ласковые и теплые. И могут видеть в темноте. А Сашка — не кошка. И в темноте видеть не может. Поэтому она пошла вперед, держа перед собой правую руку. А левой она пыталась что-нибудь нащупать. Но по сторонам далеко ничего не было. Как будто в большом зале стоит, а не в сенях сельского дома.

Шаг вперед, осторожно трогая пол перед собой носком мягкого валенка. Второй.

— Ой! — ладонь неожиданно ткнулась в мокрое и горячее. Настолько неожиданно, что Сашка чуть не завизжала во все горло, но вспомнила, что те, кто пугает — не страшные на самом деле.

Женька понял, что заигрался со своими фантазиями. Не тогда понял, когда папка ругал его, сидя на кухне за приготовлением ужина. И не тогда, когда не спал ночью и все смотрел в темное окно. И не тогда, когда пытался утром еще раз поговорить с отцом.

Понятно стало, когда его сочинение стали вслух зачитывать перед классом. Не просто зачитывать, а медленно, по одному предложению, по одному абзацу. И потом одноклассники вставали по очереди и разбирали ошибки. А ошибок оказалось много. Не грамматических, а смысловых. В общем, вышло, что все сочинение — одна большая ошибка. Само то, что он сел его писать — ошибка. И попытка доказать всем, что фантазии — они полезные, что от них мышление развивается, изобретатели получаются и ученые… Вот это — тоже серьезная ошибка. Потому что не могут все ошибаться, а он один говорить и писать правильно.

И так — целых два урока, потому что Женька написал большое сочинение. Почти повесть, как сказал, смеясь, кто-то сзади. Еще все смеялись, когда учитель читал про баню. Все смеялись, а Женька краснел. И учитель показывал на него и говорил, что, наверное, такой цвет кожи имел в виду Женька, когда писал про Сашку в бане.

На выходе из школы он чуть не столкнулся с отцом, но успел спрятаться за колонну, и тот прошел мимо — сразу к психологу. Почему спрятался — теперь уже и не объяснить. Просто захотелось спрятаться, и чтобы никто больше…

На улице прямо у порога его ждали трое одноклассников, которые жили в соседнем доме. Они сразу пристроились вокруг Женьки и стали перекидываться словами через его голову, как будто его и нет тут.

— У него сестра есть, ей пятнадцать, понятно, да?

— Конечно. Сестра, небось, фигуристая, а у него как раз только начинается все…

— Думаешь, зря разделяют? Не зря.

— А так-то он бы за ней подглядывал, это точно!

— Еще бы! Как он за своей Сашкой подглядывал!

— В бане?

— И в бане особенно!

— Да, а еще в кровати!

— И ранним утром голышом!

— Он за ней все время подглядывал!

Женька ускорял ход, но троица плотно держалась с боков и сзади, и они тоже шли быстрее, перекидываясь все более обидными репликами:

— Он наверное специально про девчонку стал писать.

— Конечно, специально.

Женьку уже почти бежал, остановившись только перед дверями подъезда.

— А ты ее со всех сторон рассматривал? — вдруг обратился к нему один из парней.

— Отстаньте, — бросил Женька, хватаясь за ручку двери и прикладывая ладонь к сканеру.

— Как это — отстаньте? Это он нам — отстаньте? Своим друзьям? Даже поделиться с нами не хочет своими впечатлениями?

— Да ну вас всех!

Женька потянул открывающуюся дверь, увернулся от протянутой руки, заскочил в тамбур и дернул дверь обратно. Она чмокнула, щелкнула замком, и он оказался в полной непроглядной темноте.

В подъезде свет горел всегда, выключаясь только на ночь, когда все спят. Но ночью тут никто и не ходит. А сейчас была совсем не ночь, но света не было. И было тихо. В любом доме всегда есть какое-то движение. Вода где-то течет, хлопает дверь, свистит сквозняк, гудит лифт, шумит кондиционер… А тут — полная тишина, как в наушниках на психологическом исследовании.

Женька темноты не боялся, потому что в темноте никого и ничего быть просто не может. Поэтому вовсе не из-за страха он прислонился спиной к двери и заплакал. Просто ему было очень обидно. И еще он был зол на себя, потому что все случилось по собственной вине. И от такой злости — на самого себя — было еще обиднее.

Горячие обидные слезы текли по замерзшим щекам, отогревая их. Становилось жарко. Он вытирал лицо рукавом, а они опять и опять… Хотелось заскулить тонко-тонко, как щенок в живом уголке. Хотелось сесть здесь у двери, сжаться в комок и выплакать обиду и боль, возникшую где-то посередине груди.

Но оставаться тут было нельзя, потому что могли идти еще люди. Тогда на него наступят. Женька встал, сделал шаг вперед…

— Ой!

— Я читала, — сказала Сашка. — Это называется Коридор. Он темный, а из него двери в разные миры. Вот мы с тобой — в таком Коридоре.

— Не бывает, — по-взрослому рассудительно ответил Женька. — Так не бывает.

Вокруг было темно и тепло. Где-то за их спинами остались закрытые двери.

Они сидели прямо на полу там, где встретились. Знакомство было каким-то обыденным. Вернее, не знакомство даже. Они как-то сразу узнали друг друга, и почти не удивились, и Сашка уже утешала Женьку, а Женька объяснял ей со всей серьезностью, что ее родители не хотели ничего плохого. А она соглашалась, что просто так обиделась и немного вспылила.

— Что значит — так не бывает? А что тогда бывает? Вот мы тут с тобой — это как? Я и ты — мы живые? Так бывает?

— Мы живые. Это просто такое совпадение. Это просто бесконечность, понимаешь? — серьезный Женька был как будто старше, чем она. — Если все бесконечно, то бесконечно и количество миров. А в мирах бесконечно Женек и Сашек. И какие-то два мира сошлись и вот мы — тут. Понимаешь? Вот это — фантастика. Но фантастика правдоподобная. А коридор… Это так, сказка.

— Сказка? А что еще — сказка?

— Ну, например, всякие домовые и духи — это сказка. И не летает человек просто так… Это я уже сам придумал, для красивости. Но это неправильно. Так не бывает.

Он сурово хмурил брови, хоть в темноте этого и не было видно.

— Ах, не бывает? — вскочила Сашка. — А ну, пошли тогда ко мне! Пошли, пошли!

Она в темноте поймала Женькину руку и стала тащить за собой.

— Погоди, я сам.

— Вот, — не прекращала она говорить, открывая дверь. — Вот. Это мои мама и папа. А это моя бабушка. А это Женька, тот самый! Мы с ним сейчас познакомились.

— Здрасьте, — только и успел вежливо сказать Женька.