Журнал «Если» - «Если», 2000 № 09

Потом она сидела, держа чашку с кофе обеими руками, чтобы согреть пальцы, с растрепанными волосами и смеженными ресницами. Вид у нее был невероятно усталый.

— Как самочувствие? — осведомился я.

— Жива… Вот невезуха! — Она расплакалась. — Какие же они все жестокие, Господи…

Я не стал ей мешать, только сунул платок, чтобы первая красавица в мире вытерла глаза и высморкалась.

— Вы кто? — спросила она наконец.

— Детлев Грубер. Зовите меня Дет.

— Что вы здесь делаете? Где миссис Мюррей?

— Не помните? Вы сами отправили ее домой.

Она отхлебнула кофе, настороженно наблюдая за мной.

— Я пришел вам помочь, Мэрилин. Спасти вас.

— Спасти?

— Знаю, вам тяжело, вы очень одиноки. Но это не повод кончать жизнь самоубийством.

— Ерунда! Я просто хотела уснуть.

— Вы это серьезно?

— Послушайте, я не знаю, кто вы, но ваша помощь мне ни к чему. Если вы сейчас же не уберетесь, я вызову полицию. — Последние слова она выговорила виновато. — Простите…

— Не надо извиняться. Я явился, чтобы избавить вас от всей этой гадости.

Она дрожащей рукой поставила чашку. Никогда еще не видел такого беззащитного лица. Мне очень хотелось ей помочь, хоть я и знал, что передо мной даже не сексуальная игрушка, а безнадежная развалина.

— Я замерзла, — сказала она. — Пойдемте в дом.

Мы вернулись и устроились в гостиной: она на диване, я в неудобном кресле с высокой прямой спинкой. Я стал рассказывать подробности ее жизни, которые не мог знать никто, кроме нее самой: аборты, попытки самоубийства, связь с братьями Кеннеди, грубое обращение Синатры. Я напомнил ее кошмары: боязнь одиночества, страх сойти с ума, ненависть к старости. Роль спасителя нравилась мне все больше. Я бы все отдал, чтобы заключить ее в объятия!

В ее лице уже не было враждебности: ведь она слышала только правду. Артур Миллер писал о том, как благодарна она бывала всякий раз, когда он спасал ей жизнь. Неужели мне доведется испытать ее волшебную признательность? Ей всегда нравилось, чтобы ее спасали.

Возможно, сыграл свою роль пластырь, который я налепил ей на руку. Наконец она возмутилась:

— Откуда вы все это знаете?

— Это самый ответственный момент, Мэрилин. Я знаю все, потому что явился из будущего. Если бы не мое появление, вы не пережили бы эту ночь.

— Значит, из будущего? — Она засмеялась.

— Понимаю вас. Но это параллельное будущее, так что ваше спасение никак не затронет ход истории в моей вселенной.

— Так я и поверила!

— Я вас не обманываю, Мэрилин. Иначе вы были бы уже мертвы. Она плотнее запахнулась в одеяло.

— Неужели в будущем меня помнят?

— Вы знаменитейшая актриса своего времени. Ваша смерть была страшной трагедией. Мы хотим ее предотвратить.

— Мне-то от этого какая польза? Все равно я тону в дерьме.

— Теперь для вас все кончится.

Она изображала скепсис, но вся уже дрожала от надежды.

— Я хочу забрать вас с собой в будущее, — сказал я.

Она вздрогнула:

— Вы что, свихнулись? Я же там никого не знаю. Ни друзей, ни родни…

— Родни у вас нет и здесь. Мать в психиатрической лечебнице. А что до друзей, интересно, куда они все подевались этой роковой ночью?

Она потерла лоб. Этот жест был полон волнения. Его оказалось достаточно, чтобы она стала для меня живым человеком, женщиной, попавшей в беду, а не сломанной сексуальной игрушкой.

— Зачем вам со мной возиться? Я этого не заслуживаю. От меня одни неприятности.

— Я покончу со всеми вашими бедами. В будущем это умеют делать. Здесь вы уже никому не нужны, никто вас толком не понимает, Мэрилин. Одна лишь бездна отчаяния… но мы сумеем вас возродить. Мы залечим раны, которые вы получали с самого детства. Здесь вами пренебрегают — у нас будут превозносить. Вы навечно останетесь молодой. Это тоже в наших силах. Моя работа — исправлять ошибки, допущенные в параллельных вселенных. Вы из числа избранных. У нас, Мэрилин, вас ждут заботливые люди, дом, духовная поддержка, понимание…

— Снова в психушку? Хватит с меня!

Я подошел к ней, присел рядом, заглянул ей в глаза. Настал момент для проникновенных речей. Я понизил голос.

— Знаете это стихотворение Йитса?

— Какое еще стихотворение?

— «Не отдавай все сердце».

Я заучил эти строки наизусть, ведь она любила их больше всего:

Она перебила меня срывающимся голосом:

— Ну и что?

— А то, что жизнь не похожа не стихи. Нет смысла в страдании. Нет необходимости отдавать сердце и терпеть поражение. Она сидела молча, закутанная в одеяло. Видимо, я задел ее за живое. — Словом, подумайте.

Я вышел на крыльцо и выкурил еще одну сигарету. Присоединяясь к этому проекту, я был полон энтузиазма. Экзотические эпохи, знаменитости… Я неплохо работал: все схватывал на лету, проявлял ловкость. Главным моим «козырем» была искренность. Я так преуспел, что Габриэлла возненавидела меня и бросила.

Спустя некоторое время Мэрилин вышла, накинув одеяло на голову, как индианка.

— Ваше решение, скво?

Она невольно усмехнулась. Даже при слабом свете из двери были заметны морщинки в уголках ее глаз.

— Вы вернете меня обратно, если мне там не понравится?

— Понравится! Но если нет, я вас верну, обещаю.

— Хорошо. Что мне делать?

— Захватите то, что хотели бы оставить на память. А остальное — наша забота.

Я ждал, пока она в спешке собирала чемодан. Поверх вещей лег снятый со стены портрет Линкольна. Я убрал в сумку фильтратор крови и установил в гостиной блок переноса.

— Маф! — воскликнула она.

— То есть?

— Мой пес. — Она опять выглядела совершенно раздавленной. — Кто о нем позаботится?

— Миссис Мюррей.

— Она его не переносит! Нет, я ей не доверяю. — Казалось, рухнула ее последняя надежда. — Я не могу. Это была неудачная идея.

— Где Маф? Мы заберем его с собой.

Мы пошли в комнату для гостей. Там стояла такая вонь, что я чуть не зажал нос. Собака спала на старой шубе. Стоило нам открыть дверь, как она с лаем набросилась на меня. Это был избалованный карликовый пудель, которого так и хочется от души пнуть ногой. Но она схватила его на руки, заворковала, заставила меня взять мешок с кормом и миску для воды. Я подчинился, едва сдерживая раздражение.

В гостиной я отодвинул кресло и поставил Мэрилин в центр комнаты, после чего выложил вокруг нас кольцом электрический шнур, очертив поле. Видя ее волнение, я взял женщину за руку. Она не спускала с рук свою брехливую собачонку.