Филип Дик - Скользя во тьме

Облаченный в шифрокостюм Фред, которого также звали Роберт Арктур, мысленно простонал и подумал: «Господи, жуть какая».

Раз в месяц окружному тайному агенту по борьбе с наркотиками согласно случайной выборке предписывалось выступать на подобных безмозглых сборищах. Сегодня была его очередь. Внимательно разглядывая аудиторию, Боб Арктур вдруг осознал, до чего же он ненавидит цивилов. Они думали, что все это очень классно. Улыбались. Их это развлекало.

Именно в этот момент фактически бесчисленные компоненты шифрокостюма ненадолго выдали С. А. Пауэрса.

— Впрочем, если ненадолго перейти на серьезный тон, — заметил конферансье, — то… наш гость… — Он замялся, пытаясь вспомнить.

— Фред — подсказал Боб Арктур. Или С. А. Фред.

— Да-да, Фред. — Воодушевленный, конферансье продолжил свой нудеж в направлении аудитории. — Видите ли, голос Фреда подобен голосам роботов-компьютеров в банке Сан-Диего — идеально монотонный и искусственный. Он не оставляет у нас в головах никаких характерных черт — точно так же, как и в то время, когда Фред отчитывается перед своим начальством по… гм… по Программе борьбы со злоупотреблением наркотиками в Оранжевом округе. — Он сделал многозначительную паузу. — Дело в том, что эти сотрудники полиции подвергаются весьма немалому риску, ибо силы наркоторговли, как нам известно, с поразительной ловкостью проникли в различные правоохранительные органы по всему государству — точнее, вполне могли проникнуть, согласно мнению большинства наиболее информированных экспертов. Таким образом, для защиты этих столь преданных своему делу людей шифрокостюм просто необходим.

Вялые аплодисменты в адрес шифрокостюма. А затем ожидающие взгляды на Фреда, таящегося за своей мембраной.

— Однако что касается его повседневной работы, — добавил под конец конферансье, уже готовясь уступить место у микрофона Фреду, — то там он, разумеется, этого костюма не носит. Он одевается как мы с вами, или вернее будет сказать, в хипповые одеяния различных субкультурных группировок, в среде которых он ведет неустанную подрывную работу.

Он дал знак Фреду встать и подойти к микрофону. Фред, Роберт Арктур, уже в седьмой раз выполняя эту повинность, заранее знал, что говорить, а также что его ждет в дальнейшем: самые разные типы идиотских вопросов и непроходимая тупость. Ничего, кроме пустой траты времени, раздражения и чувства безнадежности, с каждым разом все более сильного.

— Если бы вы встретились со мной на улице, — сказал он в микрофон, когда затихли аплодисменты, — вы бы сказали: «Вон торчок придурочный». И пошли бы прочь с чувством отвращения.

Тишина.

— Я выгляжу совсем не как вы, — продолжил Роберт Арктур. — Я не могу себе этого позволить. От этого зависит моя жизнь. — На самом деле по виду он не так уж от них отличался. И под шифрокостюмом, на работе, носил ту же одежду, что и в повседневной жизни. Арктуру нравилась его одежда. А говорил он попросту то, что в свое время было написано другими и выдано ему для заучивания. Что-то он мог выбросить, но основной формат оставался стандартным, и им все пользовались. Введенный пару лет назад одним простодушным начальником отдела, к настоящему времени этот текст уже сделался чем-то вроде Священного Писания.

Роберт Арктур подождал, пока мысль дойдет.

— Не собираюсь сразу же вам рассказывать, — продолжил он, — что я пытаюсь делать в качестве тайного сотрудника полиции, занятого выслеживанием наркоторговцев и всех источников их нелегального товара на улицах нашего города и в коридорах наших школ — здесь, в Оранжевом округе. Я собираюсь рассказать вам… — тут он сделал эффектную паузу, как учили в классе по контактам с общественностью полицейской академии, — чего я боюсь, — закончил Арктур.

— Что меня больше всего страшит, — погнал он дальше, — страшит днем и ночью, это судьбы наших детей. Ваших детей и моих… — Снова пауза. — У меня двое, — признался он. Затем, тихо-тихо: — Совсем еще малышки. — Дальше Арктур выразительно возвысил голос: — Но уже не настолько маленькие, чтобы их расчетливо, ради собственной выгоды, не пристрастили к наркотикам. Чтобы этого не сделали те черные силы, что разрушают наше общество. — Еще пауза. — Пока мы еще в точности не знаем, — вскоре продолжил он, уже спокойнее, — кто эти люди — или, скорее, звери, — кто эти звери, что кормятся на-шей молодежью, словно в диких джунглях какой-то совсем другой страны. Личности поставщиков тех ядов, составленных из губительной для мозга скверны, которые ежедневно вкалываются, принимаются орально и выкуриваются несколькими миллионами мужчин и женщин или, вернее, теми, что некогда были мужчинами и женщинами, — их личности нами постепенно разгадываются. Но в конечном счете, как перед Богом, мы все узнаем наверняка.

Голос из аудитории:

— Задать им жару!

Другой голос, с тем же энтузиазмом:

— Смерть коммунякам!

Аплодисменты и еще несколько реплик.

Роберт Арктур молчал. Разглядывая всех этих цивилов в их жирных костюмах, жирных галстуках, жирных ботинках, он подумал: «Вещество С никак их мозгам не повредит — у них просто нет никаких мозгов».

— Скажите все, как есть, — выкрикнул женский голос, чуть менее выразительный. Пошарив глазами по аудитории, Арктур различил средних лет дамочку, не такую жирную — она тревожно сжимала ладони.

— Ежедневно, — сказал Фред, Роберт Арктур — как угодно, — эта болезнь забирает у нас свою дань. В конце каждого прошедшего дня приток доходов… — Тут он умолк. Просто потому, что, хоть убей, не мог вспомнить конца фразы, пусть даже и повторял ее миллион раз — как в классе, так и на предыдущих лекциях.

Зал погрузился в молчание.

— Впрочем, — продолжил он, — дело тут вовсе не в Доходах. В чем-то другом. Что непременно случится.

Они даже ничего не заметили, подумал Арктур — хотя он плюнул на заранее заготовленную речь и попер дальше как Бог на душу положит, уже без опоры на пиарщиков из административного центра Оранжевого округа. Так какой хрен разница? — спросил он себя. Что с того? Что они вообще знают? О чем им беспокоиться? Эти цивилы, подумал Арктур, живут в своих укрепленных квартирных комплексах под надежной охраной, готовой открыть огонь по любому торчку, которому вздумается перелезть через стену с пустой наволочкой в надежде стырить у цивилов их пианино, будильник, электробритву и стереосистему, за которые они так и так не платили, — стырить, чтобы получить свой дозняк, достать дерьма, без которого он запросто может подохнуть, загнуться в жестоких ломках. Впрочем, подумал он, если ты живешь внутри, без опаски выглядывая наружу, если по твоей стене проведен ток, а твоя охрана вооружена — хрен ли тебе вообще об этом задумываться?