Владимир Контровский - Последний герой нашего времени

Он нашёл глазами телефон, стоявший на письменном столе среди вороха бумаг, протянул к нему руку и вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Сердце бунтовало, сдваивало удары; из углов комнаты поползла шипучая темнота, застилающая глаза. Алхимик с усилием встал, пошатнулся, удержался на ногах и медленно побрёл к балконной двери. «Воздуху… – стучало в голове. – Воздуху… Полцарства за глоток воздуха…».

Защёлка балконной двери никак не желала поворачиваться, потом смилостивилась. Свиридов распахнул дверь и привалился плечом к косяку, жадно глотая прозрачный воздух позднего бабьего лета, подкрашенный запахом осенних листьев. Сердце снизило обороты, тьма в глазах нехотя отступила, но вместо неё пришёл какой-то странный звук: низкое басовитое гудение, постепенно нараставшее и усиливающееся. Александр повернул голову, пытаясь понять, откуда идёт этот звук, и замер.

«Драконья голова» светилась, но не привычным голубым рабочим светом, а красным, густевшим и на глазах превращавшимся в багровый. С установкой что-то происходило – она работала сама по себе . Алхимик прервал процесс синтеза несколько часов назад, завершив трансформацию статуэтки дракона – той самой, что стояла сейчас на полу возле мёртвого тела Василия Зелинского, – и отключил всю периферию.

Гудение нарастало, и в глазах Алхимика снова начало темнеть. И откуда-то вдруг пришла уверенность: эта тьма уже не отступит – она пришла по его, Свиридова, душу. «С огнём не шутят, – подумал Александр Николаевич. – Ну что ж, я готов…». Он не двинулся с места – он стоял и ждал, зная, что уже не сумеет ничего изменить. Но страха, как и прежде, не было – было ощущение спокойствия и предопределённости: так и должно быть .

«Драконья голова» шевельнулась . Свиридову захотелось протереть глаза, но он смог только несколько раз моргнуть. А потом он услышал голос: тот самый, который он слышал в своём кабинете два месяца назад – голос Дракона.

«Ты захотел забрать моё золото, человек? – прозвучало в сознании Алхимика. – А ты спросил меня, готов ли я тебе его отдать?»

Очертания «драконьей головы» расплылись, раскрылась неожиданно огромная пасть, и оттуда прямо в лицо Свиридову хлынул поток кипящего пламени.

– Злишься на меня? – Сергей смотрел испытующе, перекатывая в ладонях пузатый бокал, на треть наполненный дорогим коньяком.

– В деловых этических координатах, – Костомаров поднял свой бокал, наблюдая, как солнечные блики тонут в янтарной жидкости, – твой вопрос лишён смысла. Эмоциональные категории «злиться», «радоваться», «испытывать тёплые чувства» и прочие здесь неуместны. Ты добросовестно выполняешь условия нашего джентльменского соглашения, я тоже – о чём ещё говорить? Это ведь твои слова «Надо зарабатывать деньги, а всё остальное – суета беспонтовая», так чего это тебя вдруг на лирику потянуло?

Он отпил коньяк, поставил бокал на столик, откинулся на спинку кресла и добавил:

– Я доволен своим нынешним статусом, ты – тоже, так в чём проблема? Или Дианку нашу охотницу поразила внезапная фригидность?

– Да при чём тут Диана, – Алексеев досадливо поморщился, – она тоже добросовестно выполняет условия нашего с ней джентльменского соглашения. И дела идут… как бы.

– А что тогда твою душеньку тревожит? Что сна-покоя лишает? Я же вижу – неуютно тебе, господин генеральный директор.

Внешне Сергей Леонидович Алексеев, генеральный директор преуспевающей фирмы «Грёзы Музы» выглядел безукоризненно, но не зря Вадим знал его почти двадцать лет – он видел необычную суетливость в движениях Сергея и тень растерянности в его синих глазах.

– Неуютно, – признался директор «Грёз». – Печёнкой чую: зреет что-то недоброе, в воздухе витает. Поговорить с тобой захотелось, по старой дружбе, потому и приехал.

– Поговорить? Так между нами вроде всё уже сказано, Серёга, – зачем пустой базар разводить? А старая дружба – она скончалась… от старости.

Костомаров слегка лукавил. Сидела в нём глухая обида на Сергея, хладнокровно и беззастенчиво отодвинувшего его в сторону в угоду «интересам бизнеса» (точнее, своим собственным интересам), и ему было не слишком по-христиански приятно наблюдать за смятением бывшего друга. Но с другой стороны – он знал звериное чутьё Алексеева: если уж этот хищник забеспокоился, значит, и в самом деле неладно что-то в датском королевстве. Вадим и сам ощущал нечто не очень понятное: это нечто проявлялось в настроении людей, в резко увеличившемся количестве увеселений, на которые эти люди легко тратили деньги, в общей атмосфере, которую так и хотелось назвать предгрозовой. «На пир во время чумы вроде не тянет, – думал он, наблюдая очередную пышную шоу-тусовку с привкусом оргии, – но веселье какое-то натужное, неискреннее. Почему так, в задачнике спрашивается?».

Они сидели в кабинете административного директора Творческого Центра – так официально называлась должность Вадима. В раскрытое окно тёк солнечный свет и лесные запахи; на столе стояла початая бутылка коньяка, привезённая Алексеевым. «Почти как на Сахалине, – подумал Вадим, – где мы когда-то пили коньяк на берегу и строили грандиозные планы. Сколько того коньяка утекло с тех пор…».

– Ладно, – холодно произнёс Алексеев, нарушив колючее молчание, – не склонен ты, вижу, к душеспасительным беседам. Не выйдет у нас разговора.

– А не нужен этот разговор ни тебе, ни мне, – отрезал Костомаров, – всё равно мы друг друга не поймём. Хотя жаль, честно тебе скажу.

В глазах Сергея мелькнула живая искорка и тут же погасла.

– Приезжал Саммерс, – сообщил он.

– И что сказал наш добрый дядюшка Хьюго?

– Ничего особенного, – Алексеев помолчал. – Но если бы ты его видел… У него в глазах выражение собаки, которой вот-вот зададут трёпку, а то и вовсе выкинут на улицу. И если такой акуле неуютно стало шевелить плавниками, это уже о чём-то говорит.

– Никак Страшный Суд не за горами? – иронически осведомился Вадим.

– Что-то вроде, – неожиданно серьёзно ответил Сергей.

Он залпом проглотил свой коньяк и встал.

– Поеду я – дела. – И добавил: – Поостерегись, Вадим.

– Кого стеречься – тебя, что ли?

– Не меня, – устало проговорил директор «Грёз». – Впереди большие перемены, а мы с тобой знаем кое-что такое, что может стоить нам головы. И поэтому…

Он не договорил – в дверь постучали.

– Войдите! – ответил Костомаров. Коньяк со стола он убирать не стал – богемные традиции Центра допускали известную простоту нравов.

Лидия была одета в светлый брючный костюм – Доржиев считал, что светлые тона благотворно действуют на настроение «кроликов», и в этом главный врач Центра была согласна с «любимцем Рабиндраната Тагора».