Максим Хорсун - Рождение Юпитера

– Только опозоришь прайд… – тихо добавил Козо.

– Да он вообще не собирается вступать в Партию! – ввязался Огр Мейда. – И более того, считает ее бессмысленностью! О чем неоднократно заявлял!

Зал зашумел. Многие из трайтонских божков были не прочь понаблюдать за ритуальными битвами, потягивая при этом прохладный спиртовой напиток. Для них – без сомнения – Партия смысл имела. Более того, в молодые годы им всем довелось поучаствовать в ритуальных боях (кому – в большей, кому – в меньшей степени). И то, что современная молодежь старалась уклониться от всеобщей повинности, вызывало у них искреннее негодование.

– Имеет ли Партия смысл… – Пуанкаре сделал паузу и окинул взглядом присутствующих. – Что скажет наш доблестный Гаджет Козо? Сколько раз ты вступал в Партию? Дважды? Трижды?

– Дважды, – сухо ответил Гаджет Козо.

– Ну же! Сделай одолжение – расскажи нам о Партии!

– Партия, – проговорил Козо, опустив глаза (его явно тяготила роль, которую заставил играть Председатель), – не просто бесконечная война, не просто кузница мужества, как ее воспринимает большинство жителей Сопряжения. В том числе – людей, весьма далеких от того, чтобы называться благородными. Партия – эффективный инструмент контроля над численностью населения Сопряжения, основанный на принципе естественного отбора. Когда расширение Солнца стало угрожать благодатным лунам Юпитерекса, людям пришлось отступить на задворки системы. Миры ледяных планетоидов не могли прокормить всех нуждающихся в пище, поэтому Пермидион создал сей жребий. Когда приходит время, его тянет каждый мужчина. Женщины – по желанию, – кратко уточнил Козо и продолжил лекцию: – Партия действует, как решето, отсеивая плевелы. Она позволяет жить и плодиться настоящим борцам. Партия – не просто проверка силы и смелости. Партия учит мыслить стратегически, учит дисциплине, взаимовыручке, учит, в конце концов, ценить дар жизни. Без Партии человечество было бы обречено на вымирание.

Высказавшись, Гаджет Козо неожиданно смутился и обратился к Пуанкаре:

– Благородные, которых я вижу в зале, и сами понимают, что Партия помогла Сопряжению стать тем, чем оно является сейчас. Поэтому от лица прайда Козо я заявляю, что мы крайне негативно относимся ко всяким попыткам пошатнуть устои нашего высокоцивилизованного общества!

– Высокоцивилизованное общество! – фыркнул Юлиус Шелли.

– Ты с чем-то не согласен? – спросил его Пуанкаре.

– Я не согласен со многим! – проворчал Юлиус. – Мне не нравится, как и кем было проведено расследование! Распутывать плутонианский клубок должна как минимум группа дознавателей Хенцели. Почему не прозвучало, что моего правнука к Седне привела информация, подброшенная неустановленным источником? Эта информация была провокационной! Ее распространитель наверняка ставил перед собой цель навредить Айвену Шелли и опорочить мой прайд!

– Какие громкие слова, Юлиус! – В голосе Огра Мейды звучало плохо скрываемое торжество. – Твой правнук сам отказался признать факт существования гипотетического источника информации. Кто направил его к Седне? Он признался Вильгельму Хенцели, что действовал самостоятельно, без чьих-либо напутствий. Так или нет? – обратился Мейда к Шелли. Шелли промолчал.

– Этот молодой человек благороден, – сказал Пуанкаре. – Он сам способен определить степень своей ответственности перед Сопряжением. Нет нужды в детальном расследовании, ведь речь не идет о преступлении, совершенном каким-то рабом. Слово этого молодого человека должно восприниматься нами априори, как и наши слова – им. Если Айвен Шелли готов взвалить на свои плечи бремя случившейся трагедии… что ж – это его выбор. Нам остается только проявить положенную гуманность.

– Хорошо! – согласился с Пуанкаре Огр Мейда. – Однако я хотел бы услышать, считает ли молодой Шелли действия Брута Бейтмани моральными. Пусть ответит, как на духу, как благородный, – он сделал широкий жест рукой, – перед лицом равных. Считает ли он, что Брут Бейтмани заслуживает наказания?

Шелли пошатнулся, словно получил могучий удар в солнечное сплетение.

– Брут болен… – смог выдавить он. – Брут не оправился после серьезной травмы. Он заслуживает милосердия…

– Морален ли был его поступок? – переспросили Шелли из зала.

– Отвечай, дружок! – подмигнул ему Огр Мейда. – От этого зависит и твоя судьба.

– Я не считаю проект Брута моральным, – нехотя признался Шелли. Встрепенулся: – Но он действительно работал во благо человечества…

– Как же! Уничтожив сто тысяч, ни много ни мало… – откровенно посмеялись над ним из зала.

– Я никого не уничтожал, – упрямо пробормотал Брут.

– Конечно же, не своими руками, – улыбнулся Огр Мейда.

– Я позволил гусеницам окуклиться, – невпопад бросил Брут. – Для того, чтобы эти куколки когда-нибудь стали бабочками.

Пуанкаре хлопнул ладонями по коленям.

– Все! Пора принимать решение. Благородные, приготовьте ваши карточки для голосования!

«Климентина… нечего бояться… Это Ай-Оу».

Тонкие пальцы собрались в вялые кулаки.

«Нечего бояться… Только проснись, пожалуйста… проснись, любимая…»

Щека приклеилась к гладкой поверхности. Приклеилась посредством того, что вытекло из растрескавшихся губ и саднящего носа. Вытекло и затем засохло.

«Ни звука! Нельзя кричать… Просто проснись, любимая… И уходи…»

Чужие мысли гулко стучали в голове, дребезжали расхлябанной жестью, грохотали водой, срывающейся с горного склона. В шее, чуть ниже затылка, оглушительно хрустнуло, когда она попыталась приподняться. О том, чтобы куда-то идти, можно было и не мечтать.

«Ни звука, любимая… Они не должны знать… что ты очнулась…»

Климентина приоткрыла глаза и едва не потеряла сознание: под черепом словно что-то взорвалось. Но она стиснула зубы и молча перенесла страшный приступ. Борясь с дурнотой, Климентина вдруг отчетливо поняла, что для нее жизненно важно выполнять беззвучные указания. Что другой помощи ждать не от кого. Только чужие мысли, которые сами собой появляются в пульсирующей от боли голове, – ключ к… к спасению?

Нет, не вспомнить, что произошло. Но… что-то невероятное. И страшное.

Она лежала в центре вогнутой линзы. Сквозь прозрачную поверхность был виден язык голубого тумана и серебристая запятая какого-то далекого планетоида на черном фоне бесконечного космоса.

Нептуния! Пангея!

Значит, ее не увезли из Центрального Сопряжения!

Наполнившееся надеждой сердце изменило ритм.

Глядя сквозь кровавую кляксу на том месте, где недавно была ее голова, Климентина заметила стремительную звездочку, пересекающую линию горизонта. В окрестностях Нептунии в каждом мегаметре пространства – два-три корабля, и если она сумеет дать о себе знать, помощь придет без сомнения скоро.