Олег Малахов - Пенистый напиток

Этап кристаллизации.

Он внедрился в вакуум моего зерноуборочного комбайна и объявил прогноз погоды. Коньяка хватило на всю ночь, но ночь не начиналась. Ты периодически касался ее туфельки. Она падала. Ничего не могла зацепить. Простое доверчивое лицо ее подлежало мощной одеревенелости. Деформация ее пальцев развенчивала право на опоздание. И благоприятно закончился сон. И стонущий Эльвин запоздало разоблачил Жозефину, припудривая ее губки. А Изверг метал внутренние взгляды, пытался насиловать морально, искушая значимость значения Соломенской площади. Детская площадка в его коротких штанишках объявила бойкот его расплавленно-похабному конструктиву позиций, его рою желаний и отрицаний. Изверг затрагивал важные темы, нуждающиеся в реставрациях. Мой репродуктор молчал, пренебрежение к Извергу воцарилось в движениях пальцев, в оранжевом виде из окна, в метаморфозе работодателей. Попытка использовать меня походит на остервеневшее желание преобразиться. Конкретный аспект данной взаимосвязи опускает работодателя к моим ногам, вкапывает в асфальт, брущатку, землю, лаву, ядро земли, где сжигает. Я гордо плюю в сторону, а слюна неизменно летит в лицо догорающего существа. Воздухоплаватель здоровается со мной. Я крепко жму ему ноги, остыла важность рассудка, расстроились музыкальные инструменты. Ожидание поглотило, и рационализм был впрыснут в мышцу правой руки. Фантастичен прыжок из сферы гоблинов на улице в церемонию чаепития. Тематическое раздумье откладывалось до лучших времен, худшие явления новизны привычек распространялись в радиоточках мозга. (Ильза беспокоилась, ее давили машины.)

It's unnecessary disturbance, when you are so open air.

Distinctly touching necklace I'm losing the sense of essence.

Мракобесие телефонных звонков в дверь. Утрата плавных движений. Цветок раскрылся поздним утром, шевеля в сознании дуновения глубокой рани.

Я присел в уголке собственноручности, забытые сталкеры выспались, откликнулись, ими оказались мои глаза, вкопанные в постель бетона. Административные здания пилотировали в бульканье алкоголя. Освежающее действие капель соответствовало безупречности моего ленивого потребления кислорода. Раскрашивая ладони, бойкими движениями распространяя едва использованные краски, тону в беспричинности одноязыких боеголовок. Я стану беззвучным голосом, грудой металла с лицом Дон Кихота. Болевые ощущения диктуются нестихаемым стихийным ветром. Отрывок материи парашюта спасал Воздухоплавателя. Я смотрел на его силуэт, барахтающийся в воздухе. Остался плач мгновенности, взрыв контрадикции, глубина исповеди. Возобновляется всплеск вдохновения. Картины сливаются с глазами. Я помню, вчера кругами ходил вокруг твоего дома, в его окнах наблюдая твои глаза. Моим рукам недоставало жетонов и пластиковых карточек, я ускользал в полуздоровую смесь губных помад и выдохшихся дезодорантов. Девушки садились возле и рассматривали мое мужественное женское тело. Розовый нерв зрачков отрешился от капель дождя в темном пиве. Я рисковал лекарством. Я уставал от не я. Мое присутствие забавляло незнакомок, а из нее струился свет. Улыбающееся лицо заколдовывало мой однострочный верлибр. Брам читал о том, что жизнь перпетуум мобиле; каждый понимал четкость послания. Часы смотрели на нас. А она радовалась, увидев меня еще раз. Простившись со мной первично, и, казалось бы, навсегда, она распространила свое любвеобилие и погрузила меня в свой бесконечный взгляд, созидая уровень проникновения. Хриплый кашель, джинсы-клеш, бисеринки на задних карманах, обнимает дождь, к которому я не ревную, - маленький хиппи, поющий песенки про щенков и рассказывающий сказки взрослеющий ребенок, она вздыхает, прислоняясь к груди, вдыхает мою походную свежесть, мое пиво, мои стихи, мой иностранный язык, мой язык. Город готовился к вечернему преображению.

Я сдаюсь, она кровью рисует руны на моем лбу, под левым глазом вырос длинный золотой волос, она облизывает его, смачивая влагой, накапливающейся в вагине. Я кусаю ее палец, я испражняюсь на ее левый сосок, размазываю свои свежие сопли по ее заднице, сдаюсь, иду читать вслух Данте, лечу спящим криком в анальное отверстие Беатриче, сгораю от лобызаний Калиостро, трогаю яички Верлена, облизываю Эмилию Д. под мышками. Я получаю открытки от короля Лир. Я слишком близко. Джулия пытается покрыть мою грудь волосами. Она хочет оказаться со мной в круговороте сгущающихся домов, она летит на простыне в море моих поцелуев, она растворяется в моей слюне, она дрожит, лепестками рук, выплескивая страсть к моему гениальному носовому платку. Ты спишь в луже моих слез, я вкрадываюсь в стон спящего тела, ты - Джулия, я - кто-то другой. Ты меня можешь уничтожить, ты не позаботишься обо мне, крапивой глаз впиваясь в клочья моего сознания, скрывая суть взрослеющего тепла. Я вдруг не остаюсь, я необычно поздоровался с дружеским током тела. Джулия поцеловала деснами мою коленку. Я помнил Ильзу. Улицы полнились ее стынущими сердцами. She's nothing in between. От меня чего-то ждут. Я жду кого-то. Джулия спит, остужая стонами пространство спальни дома, в котором спит Джулия. Вектор корыстных изречений конструирует молчание звездочета. Проводы. Говоры. Взор строк. Лепесток. Клок волос. Ольга-Олег - в молчании стенания рук укреплялись жестикуляцией.

Баррикады откупоривали глаза, и нежный софит блекло растворялся в лампаде кукольного домика напротив консульства и запаха иммиграции. На ухо никто не претендовал, и лишь инфантильность друга и ночного сопровождающего с глазами Санчо Пансо вселяла веру в... Пот на улице, в стенах рекламных агентств, "я нажму на курок и заставлю все это исчезнуть", бесколенное поколение, и вроде бы я все сказал, хватило и 15 минут, но походка девушек осталась моментом в стратегии бедлама. Я прошел мимо телеграфа и оставил позади звонок, рождающий иллюзию спокойствия. Дорога откосом, лица бездной, дойти до забора - опять фразово конструировать видимость расстройства. Du hast mich - нулевой вариант. КПИ наполнился вопросами. КПУ уединился, и у КПИ не родился ребенок. Псевдокапэисты облюбовали площадку и попробовали поэкзистенциализировать. А русые волосы добавляли надежды, произнося: "Я ни разу не видела мужчин, которые плачут весь вечер." Кто-то сказал: "Сегодня будут молодые команды... Это хорошо. На молодых интереснее." Протухшие молодые команды не имели лидеров, и молодежь искала. Плоский стресс. Обрести личность - укусить еего за ногу (практически, совершить половое сношение). Мне говорили, все получится, я твердел, постель голодала, поступись стуком пальцев, подытожив гром музыки, и в глотках кофейной массы догадайся, что отображают усмешки судьбоносности. Пубиртация. Радость. Откуда-то уверенность в исконности выбора. Папенькость в структуре головного шлема. В символике трассы на Вышгород ради сюрприза, а не ради жизни. Не задевайте меня ногами, которые даны вам лишь для ходьбы, а не для касания меня. Я не хочу ваших паразитических реалий, используйте алкоголь во время концерта, не топите ласку рядом в ритуале поиска своих компаний. Не гнездитесь в ячейках моей пустоты.