Пол Ди Филиппо - Странные занятия

Когда они достигли конторы, Пикеринг уже растопил печку. Ради полной секретности отослав истопника, мастер-люксарщик и его помощник взялись планировать переход на новый состав. Зазвонил колокол к окончанию дня, простые рабочие могли расходиться по домам, но эти двое все трудились. Закончили они уже ближе к полуночи.

Покинув Фабрику, Оттернесс с Чарли бок о бок шли по скрипящему снегу, погруженный каждый в свои мысли. У тихих, присыпанных снегом домов они расстались: Чарли пошел к своей семье, а Оттернесс — к пустому очагу.

Впервые подняв голову, только когда оказался на крыльце своего дома, Оттернесс с удивлением увидел в одном из окон свет. С забившимся сердцем он толкнул незапертую дверь и вошел.

Алан Кэйрнкросс был худощавым молодым человеком со светлыми волосами и тонкими губами. И в двадцать пять лет у него почти не было причин бриться ежедневно. Непригодный к игре в мяч, он превосходил всех на ежегодных весенних народных танцах. Даже просто идя через поселок, он держался с необычайной грацией. И сейчас, сгорбившись в любимом кресле Оттернесса, он не утратил присущего ему шарма.

У Оттернесса пересохло во рту. Нахлынули мучительные воспоминания. Тот первый раз, когда он увидел Алана на обеде в доме Кэйрнкроссов шесть лет назад. Летние ночи, проведенные под открытым небом на травянистых склонах Долины. Похожие на этот зимние вечера у ревущего огня в камине. Стареет. Он стареет. У стариков слишком много воспоминаний.

— Как я рад снова видеть тебя, Алан. Выпьешь чего-нибудь? Я могу подогреть эль…

Алан выпрямился.

— Нет, спасибо, Роланд. Я на ночь не останусь. Просто хотел немного поговорить. Как у тебя дела? Как работа?

Сев наискосок от Алана, Оттернесс поймал себя на том, что лепечет, словно подросток. Алан слушал внимательно. Потом вдруг потянулся и взял Оттернесса за руку. Люксарщик в ответ сжал ему колено.

— Хватит, Роланд. Я не могу больше длить этот обман.

Сердце у Оттернесса треснуло, точно кирпич под ударом кувалды. В это слепящее мгновение он понял, что Алан собирается сказать. Но ему нужно было это услышать.

— Что… о чем ты?

— Последние два года я был шпионом, змеей, которую ты пригрел у себя на груди. «Скорпионы» хорошо мне платили за то, чтобы я заранее узнавал твои планы. Да и не только они. Другие тоже. Вот почему я в последнее время был с тобой так холоден. Я ненавидел себя каждую минуту, которую мы проводили вместе. Я так больше не могу. Я пришел попрощаться.

Оттернесс поймал себя на том, что снова сжимает и потирает ладони. Шея у Алана тонкая…

Усилием воли он развел руки. Что, если бы он проговорился о последней затее… Но он не проговорился. Благодарю тебя, Фактор, за мелкие милости, сколь бы насмешливы они ни были.

— Зачем? — выдавил он.

Алан пожал плечами:

— Я мог бы сказать, что дело в деньгах. Я и сам так поначалу думал. Но теперь понимаю: причина в том, что Фабрику ты любишь больше меня.

Оттернесс попытался опровергнуть обвинение — и не смог.

— А ты никогда не смог бы с этим смириться, если пришлось бы?

— Что толку в моем ответе после всего, что я сделал?

— Просто скажи мне.

— Я… не знаю. Я мог бы постараться понять.

Оттернесс положил обе руки ему на колени. Насколько же приятнее им здесь, чем на горле у Алана.

— Тогда просто попытайся. О большем я не прошу.

Алан изумленно раскрыл глаза.

— И это все?

— Почему бы и нет? — улыбнулся Оттернесс. — О большем сама жизнь не просит.

С высоты трех миль осенняя Долина казалась абстрактной композицией, иллюстрирующей красоту чистой геометрии. Значительная ее часть представляла собой массив ярко-огненной листвы: вниз от обоих гребней почти до внешних домов, этих самых дальних от Фабрики строений, тянулся ковер оранжевых, красных и желтых крон с пятнами зелени, словно неугасающие угли, присыпанные минералами.

Деревья будто взяли в скобки Фабрику и жилища рабочих. Черепичная крыша Фабрики тянулась вдоль всей длины Долины: жирная серая черта, проглотившая более тонкую серебристо-голубую и подернутую рябью змейку на севере и выплевывающая ее на юге. Скученные дома (каждый поселок отделен от двух соседних жухлыми бурыми полями) акцентировали восклицательный знак Фабрики наподобие разделенного двоеточия, и Фабрика с отростками превращалась в транскрипцию таинственного, но крайне важного слова.

За Долиной едва-едва различимы прочие населенные пункты. Разумеется, при дальнейшем увеличении они получат разрешение любой требуемой точности.

Рассматривая проекцию на экранах своего гигантского сферического корабля, зависшего сейчас прямо над Фабрикой, Фактор счел (насколько ему вообще были доступны эмоции), что эстетически зрелище довольно приятное.

Он радовался, что наконец представился шанс сюда прилететь. Как и всё в полной чудес вселенной, этот ландшафт стоил того, чтобы на него посмотреть. Но особое значение он приобретал, если вспомнить про замечательный продукт, который производили здесь, и только здесь, в этой архаичной, затерянной во времени Долине. Насколько ему известно, когда он ступит на поверхность, чтобы выкупить товар, накапливаемый целый год к его прибытию, его ожидает большой прием. Разумеется, доподлинно он знать не может, пока не подключится к базам данных — ведь на этой планете он никогда не был.

Пришло время для специальных предконтактных мер. И все же Фактор медлил. Сегодня он был необычно сентиментален, что выходило за пределы его параметров. Вероятно, причиной служил тот факт, что за свою долгую и безграничную жизнь эту планету он посещает впервые. Ежегодная инспекция обычно приводила его в системы, где он уже хотя бы раз побывал. А потому прибытие сюда становилось чем-то новым, чем следовало насладиться — причиной было исчезновение где-то в ином секторе приписанного к этой системе Факторского корабля. Следующий визит на эту планету станет возвращением к знакомому. Дрожь предвкушения доселе невиданного уже не скрасит неизменного одиночества. И хотя в Фактора был заложен иммунитет к бесконечной повторяемости и скуке, которые свели бы с ума человека, новизна все равно представлялась желанной — в небольших дозах.

Поэтому еще несколько минут Фактор просто полулежал в кресле и изучал проецируемый на экраны ландшафт. Насытившись визуальными симуляторами, он поднял обе руки и из-за мягкого подголовника достал усеянную узлами проволочную сетку, которую опустил так, чтобы она плотно легла на его голову.

Затем он подключился.

Выйдя секунду спустя из подпространства, он уже знал всю историю этой планеты. Разумеется, не начиная с даты первой колонизации ее землянами. Те записи давно пропали, были уничтожены или потеряны, когда Согласие распалось в охватившей вселенную парапсихологической катастрофе или — если хотите — эволюционном скачке. Нет, история, которую без малейших усилий усвоил Фактор, начиналась с Ухода-в-Себя, когда были созданы Факторы, чтобы отчасти взять на себя роль, от которой большая часть человечества отвернулась. Межзвездные перелеты не привлекали более развитые человеческие сообщества, которые могли себе их позволить. Интегрировав себя в Бомовский импликативный порядок [54] Импликативный порядок как один из аспектов единой целостности всего сущего — теория квантовой механики, разрабатываемая в 1960-х гг. физиком-философом Дэвидом Бомом. , лежащий в основе всей внешней реальности, люди перешли к иным, не столь очевидным занятиям и заботам. Ушедшие-в-Себя не порвали всех связей со своими примитивными собратьями — этими неандертальцами ума, которым не удался переход — и сохранили непостижимый интерес манипуляторов к информации и товарам с других планет.