Ричард Матесон - «Если», 1995 № 06

«Какой гений сотворил это лицо? — сразу же подумал я. — Что за стиль? Он мне совершенно не знаком». И затем пробормотал вслух: «Ты! Циничный ублюдок! А вдруг она настоящая?»

Я напористо подошел к ней — без всякого стыда, со всей наглостью, какую мог позволить себе публично. И невзирая на вызывающую неотесанность и бестактность, я ей понравился. Мы стали любовниками в тот же вечер, упав поверх пальто, наваленных на обширном ложе хозяйской спальни на втором этаже. Я был настолько взволнован и потрясен, что мне и в голову не пришло нырнуть ей под кожу в поисках следов возможных изменений.

Потом я уклонялся от этого совершенно сознательно. Она была мне слишком дорога, и было бы настоящей пыткой узнать, что кто-то чужой манипулировал ее плотью. Но неведение становилось не менее мучительным. Я тряхнул головой и чуть ли не застонал.

— Что-то случилось? — тут же спросила Жанин.

— Нет, ничего. Просто задумался о безумном мире, в котором мы живем. Насколько все было проще лет, скажем, пятьдесят тому назад. Эффект Кирлиана, зачатки обратной биосвязи — вот и все. Никакого тебе чтения тела как книги, ни Боже упаси каких-то переделок…

Она накрыла узкой ладонью мою руку, вяло лежащую на скатерти из натурального льна.

— Раньше я никогда не слышала от тебя таких слов, Джек. Наверное, у тебя был ужасный день. Почему бы нам не поехать домой?

Идея показалось мне недурной, так что мы подозвали официанта (это был, конечно, не робот, а человек — за такие-то деньги), и тот снял с моей кредитки надлежащую сумму, не забыв, разумеется, о собственных чаевых.

На полпути к выходу чья-то вытянутая рука ухватилась за полу моего изысканного пиджака.

Обернувшись, я узрел холерическую физиономию цвета сырого мяса. Мужчина был пьян и пребывал в агрессивном расположении духа. Мне показалось, что я где-то его видел, но не мог припомнить, где.

— Лопни мои глаза, если это не светлейший доктор Строуд, знаменитый демагог и парагон! — провозгласил он заплетающимся языком. — Почему бы вам не пропустить с нами стаканчик-другой, любезный доктор? Просто чтобы доказать, что мы больше не в обиде друг на друга. Выпьем за то, что вы вышвырнули нас из своей вонючей клиники!

Быстро оглядев честную компанию собутыльников, я заметил тощего, в пух и прах разряженного субъекта — и сразу все вспомнил.

— Послушайте, я в принципе не занимаюсь лечением болезней. Тем более таких тяжелых, как иммуно-дефициты. Я ничего не могу сделать для вашего друга.

— Ты врешь, высокочтимый ублюдок! Можешь! Но не хочешь. К каждому честному сенсу приходит столько больных, что он не в силах их обслужить! А Митч живет на клонированных антителах с гарантией восемьдесят процентов! А ты со своими сверхталантами за бешеные деньги бабам кожу разминаешь?!

— Это называется биоскульптурой, — произнес я ровным голосом. — Я биоскульптор. Прошу запомнить.

Жанин изо всех сил тянула меня к выходу. Зал замолк; все лица повернулись в нашу сторону.

— А я говорю, ты грязный кожемяка! — выкрикнул краснолицый, начиная выбираться из-за стола.

Я остановил его, ухватив за плечо. Аура толстяка смердила страхом и дурной жизнью. Мне понадобилось всего полсекунды, чтобы спровоцировать жестокий приступ грудной жабы. Пусть теперь попробует доказать, что это моя работа. При его комплекции такие приступы самое обычное дело.

— Пойдем, — сказал я Жанин, которая глядела на меня, как на самого Сатану. Или, по крайней мере, на Фауста.

Этой ночью она не позволила мне прикоснуться к ее телу.

Я разглядывал кисти собственных рук с каким-то неестественным хладнокровием, зная, что вот-вот случится нечто ужасное. Я чувствовал странную дрожь и трепет моей плоти, но отчего-то никак не мог нырнуть себе под кожу, дабы выяснить, что происходит. И, подобно пациенту, вынужден был наблюдать за тайной своего тела со стороны.

Внезапно жуткая боль пронзила каждый мой палец. Тыльные стороны ладоней вспухли, почернели и полопались, как свиной окорок в перегретой духовке, открывая взору кровавое мясо с белыми участками костей. Кожа поползла лоскутами, повисая на запястьях подобно лепесткам гниющей орхидеи.

Задыхаясь, я пробудился в мокрых от пота простынях, с бешеным пульсом и в полном одиночестве. Жанин покинула меня. Восстановление гомеостаза потребовало непозволительно долгого времени, но я загнал-таки кровяное давление в сакраментальные ПО на 80. Потом я включил лампу, закурил и начал размышлять о том, что со мной происходит.

Когда я поступил в Институт Бэннекера, новичкам сразу же велели изучить — наряду с фундаментальными трудами вроде «Происхождения видов» — небольшое эссе «О бородавках», написанное в прошлом веке неким доктором Льюисом Томасом. Суть его в довольно остроумном рассуждении о том, что бородавки могут быть излечены посредством «определенного умственного процесса». На семинаре инструктор, процитировав эти слова, призвал нас обратить внимание на одно из авторских примечаний, которое все мы, как водится, пропустили: «Я с радостью вручу своему подсознанию честь проделать подобную работу, поскольку, будь я сам субъектом процесса, у меня бы ничего, конечно, не получилось.

В отличие от Томаса, — продолжил инструктор, — вы как специалисты сможете контролировать все функции своего организма, включая и те, что автономно управляются подсознанием. Более того, опираясь на собственный опыт, могу заверить, что искушение постоянной самокоррекции становится иногда почти непреодолимым. Вот мой единственный совет: не поддавайтесь ему! Правильно натренированное подсознание справится с задачами мониторинга и ремонта тела неизмеримо лучше, чем ваш рациональный рассудок.

Все вы в обязательном порядке пройдете соответствующий тренинг, а закончив обучение, будете сохранять самые высокие показания физической и умственной формы практически всю жизнь. Собственно говоря, мы даже не можем указать верхней границы этого временного периода. Но лишь при условии, что вы не станете заниматься праздным самокопательством! Оно всегда приносит вред, а не пользу.

Итак, вот вам первый парадокс нашей профессии: обладая абсолютной властью над чужими телами, мы бессильны перед своим собственным! Самовмешательство оправданно лишь в случае возникновения деструктивной петли обратной связи, влекущей лавинообразное нарастание изменений в организме.

Надеюсь, вас приятно удивит один из эффектов тренинга подсознания: подавление ночных кошмаров…»

За последние десять лет мне не приснилось ни единого кошмара. Обычные сны — сколько угодно, ни один из них даже отдаленно не напоминал нынешнее кровавое видение.

Мне нельзя допускать ничего подобного. Ночной кошмар — верный знак того, что подсознание вступило в битву с самим собой (по крайней мере, это верно для людей моего типа), а также следствие сбоев функций моего тщательно выверенного гомеостаза.